Читать «Хранитель детских и собачьих душ» онлайн - страница 130

Впервые за свою кислую жизнь он охранял не здание, не какие-то предметы, более-менее ценные, а людей. И это ничуть не походило на работу кладбищенского сторожа, потому что яма постоянно, едва ли не ежедневно, полнилась новыми жильцами, обнаруживая в этом нескончаемом процессе волнующую динамику, словно вела некую мертвенную жизнь.

Однажды ночью Сергеев выследил мародеров – дураки полезли в яму с фонарем, чтобы порыться в скудном имуществе мертвых: они не знали, что все мало-мальски ценное уже отнято у детей смерти. Сергеев поднял тревогу, их поймали и отдали военно-полевому суду в лапы. С того случая сторож взял за правило в обязательном порядке дважды за ночь обходить яму дозором.

…………………………………………………………………………………

Сегодня, вернее, сегоночь Сергееву не хотелось выходить из сторожки. Моросил дождь, ревматически ныли колени, лампа потрескивала, коптила – керосин ни к черту, да вдобавок он неловко рассыпал остатки махры на пол. Кипяток неприятно отдавал железом, леденцовая конфета – старым, слежавшимся вкусом, лекарством. Все не ладилось, все было не так нынче: неуютно, сиротски, зябко. Сергеев с ногами забрался на кресло и обхватил себя старой шинелью всего, как моряк, забываясь тяжким трудовым сном на палубе, мертвым сном, – оборачивается в парусину. Шинель вопреки ожиданиям вызвала не чувство уюта, а тоску – как пустой дом с множеством комнат, – сторожу она показалась колючей.

– Вот еще на-апасть! – с сердцем крякнул Сергеев, сбрасывая шинель с плеч.

Он вертелся, досадовал, так и не умостился на своем привычном месте, наконец встал и подошел к окну.

Дождь.

За сплошной булавчатой пеленой скакнул белый просверк, и грянуло так, что откликнулось скрипом кресло.

– Илья катит, бесам грати не велит, – вспомнил детское Сергеев и перекрестился небрежно скрюченным троеперстием.

Он дохнул на стекло и зачем-то протер его.

И только хотел вернуться на место, как услышал звук.

Это походило не то на стон, не то на протяжный вздох, – но что бы то ни было, у сторожа похолодела спина.

– Ветер, баловень! – сказал он, обращаясь к креслу, и лампа неистово заплевалась, зачадила.

Сергеев – весь уши – постоял без движения спиной к окну, ожидая повторения странного звука. Но лишь вода била о стекла.

Сторож выругал матерно коптящую лампу и приготовился влезть в кресло: смахнул рукавом пыль или невидимый сор и занес уже колено, как вдруг лампа подскочила – жалобно и пронзительно звякнуло стекло, и вой раздался совсем рядом. Под самым ухом.

Сергеев трясущимися руками подхватил едва не разбившуюся лампу, ожегся – слезы брызнули из глаз, – но успел поставить керосинку на место.

Он мазнул рукавом по глазам, как только что протирал оконное стекло, и растерянно огляделся. Предметы, сколько их ни есть, молчали: и обломки столов, и колченогие стулья, и матрасы, и железные, и стеклянные запыленные, заброшенные уродцы.

– Та-а-а-ак! – угрожающе протянул Сергеев, но тут же понял, как жалко повисла его фраза во всеобщем молчании.

Лампа же больше не шипела, не плевалась. Ее огонек мигал тихо, растерянно, будто она, как и сторож, была ошарашена происходящим.