Читать «И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности» онлайн - страница 30

C другой стороны, некоторые черты современной светской мысли служат источником не только ее силы, но и ее слабости. Акцент на рациональность и верифицируемость, например, означает, что она открыта изменениям в частностях, однако (как и в случае с любой стоящей системой ценностей) ее основы, например свобода или признание прав человека, не подлежат пересмотру. Обратной стороной открытости выступает несколько обескураживающий минимализм: либерализм лишен почти всего, что бывает у системы ценностей – и при этом работает. Большая доля его предписаний – негативные: не нарушайте права человека, не ущемляйте ничью свободу выражения, не позволяйте сильным притеснять слабых. Отлично: вы воздерживаетесь от организации геноцида и диких предрассудков. Но гуманизму нечего сказать о том, что вы должны делать. Кроме обрядов вроде прослушивания Национального общественного радио, чтения “Нью-Йорк таймс” и покупки местных “органических” продуктов, у гуманистов нет подсказок насчет того, как жить. И этот вакуум должен быть чем-нибудь заполнен: ненарушение прав человека дает массу свободного времени.

Поэтому мы любим причислять себя к определенным социальным общностям (Футбольные мамаши из пригорода, Продвинутые хипстеры, Мятущиеся художники), которые спокойно уживаются под обширным, но пустым куполом гуманизма. Эти группы или социальные роли дают нам как раз то, чего ему не хватает: предписаний насчет одежды, питания и остального, что регламентируют традиционные религии. Скажем, Мятущийся художник одевается в черное, ему полагается иметь незаметные эзотерические татуировки, курить и читать Камю. Минивэн служит Футбольной мамаше священной колесницей, однако он неприемлем для Продвинутого хипстера – разве что последний водит его с иронией. (Вообще для Продвинутых хипстеров ирония – как волшебный щит, который позволяет без вреда, даже с пользой для себя, контактировать с вещами и ситуациями – мясным рулетом, забегаловками, китчевыми фильмами, одеждой в духе 70-х годов, – которые иначе считались бы “некошерными”, табу.)

Вдобавок к формулируемым этими общностями размытым нормам (которые можно модифицировать и комбинировать так, как вам нравится) нерелигиозные люди часто принимают более конкретные ценности, например заботу об окружающей среде, экономические реформы или гедонизм. Все это может быть включено в светский либерализм. Например, гедонизм (он мне больше всего по вкусу) подразумевает, что цель жизни заключается в максимизации удовольствия (в широком понимании этого слова). Слово “гедонизм” изначально относилось к древнегреческой философской школе, и первые гедонисты (несмотря на современное преломление термина) вовсе не были весельчаками. Вам вряд ли захотелось бы встретиться с ними на вечеринке. Древнегреческим гедонистам большая доля того, что приятно “черни” (то есть мне или, вероятно, вам) – вроде секса, еды или вина, – в долгосрочной перспективе причиняет страдание. Это оттого, что чувственные удовольствия по своей природе преходящи. Единственным способом максимизировать удовольствие, с точки зрения древнегреческих гедонистов, служит обращение к вечным удовольствиям вроде философствования и сведение своего присутствия в физическом мире к абсолютному минимуму.