Читать «Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2» онлайн - страница 346

Часто спрашиваю себя: не связано ли «отступничество» Л. Н. и вся его благочестивость, на которую он так упорно претендовал в старости, просто с возрастным циклом, с его преклонным возрастом, пришедшими на смену бурной молодости (он не скрывал, что она была бурной)? Как легко бы всё объяснялось. Но даже думать об этом не хочется. То, что многому в наших «высоких» помыслах можно найти вполне земное объяснение плотского и временного характера, — это та горькая, как полынь, правда, от которой в юности не хочется жить.

Как же мы любим абсолютизировать все наши возрастные и якобы кровно нам свойственные «не могу» или «не хочу». А делаем мы это исключительно для того, чтобы весь этот жизненный нарост имел более удобоваримый вид, чтобы нам и впредь легко было подчиняться низменно прихотливым потребностям нашей жизни, но в то же время не считать себя в душе скотами, жизнь которых находится в полной зависимости от работы пищеварительного тракта и от удовлетворения похоти…

Странно бывает наблюдать, как предвзято судят о многих вещах толковые писатели под старость лет. Но еще чаще это случается, когда речь заходит об их собратьях по перу. Ни с того ни с сего вдруг начинается умопомрачительный балаган: одни берутся всех учить, налево и направо раздавая такие смелые рекомендации — тем, кто помоложе, — о которых сами в свое время и слышать бы не захотели. Другие открещиваются от своего прошлого и от молодости. Третьи же сыто помалкивают. У каждого возраста свой кодекс прописных истин, и между ними частенько бездонная пропасть.

16 августа

Для кого нужно жить, для Бога или для человека? Вопрос, конечно, абсурдный. В нем есть что-то праздное и чуть ли не бессовестное. Но Толстой его задает себе. Что удивительно: если задуматься, если всё же пытаться найти ответ на этот вопрос, то он буквально застревает в мозговых сосудах как тромб.

Что касается меня, то всё, что бы я ни пытался на это ответить, кажется мне натянутым, подогнанным или, по крайней мере, не испробованным до конца на собственной шкуре. Сердце, конечно, долго не раздумывает в таких случаях. Оно без промедления говорит, что жить следует для человека. Что это было бы за божество, если поклонение ему заставляло бы нас бежать сломя голову от людей, даже если стремление избавиться от их порочного, часто действительно безысходного мира кажется нам предусловием личного очищения, без которого ни один смертный не способен совершить для другого чего-либо достойного, похвального. Вместе с тем что может быть более иллюзорным, чем крикливый тезис — жить для человека? Ведь очевидно, что по большому счету невозможно дать ему того, что он ждет от жизни и вообще от мира. Наоборот получается, кстати, то же самое: никто никогда не даст тебе того, что ты ждешь от жизни, так или иначе никто никогда не оправдает твоих надежд, потому что это никому не по силам.