Читать «Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 1» онлайн - страница 90

Вячеслав Борисович Репин

— И как там всё прошло? Всё хорошо? — спросил Петр.

Кузен принялся с увлечением рассказывать об организаторше курса Монике, пожилой аристократке родом из-под По. Худшей дыры, чем По, по мнению Николаса, невозможно было отыскать на карте. Но это не мешало ей разъезжать по всему свету со своими курсами и издавать в десятке стран брошюрки по исполнительскому мастерству.

— Марту пустили с тобой на занятия?

— Нет, сегодня занятий не было. В первый день — знакомства, болтовня, как всегда, — пояснил Николас тем же обстоятельным тоном. — Марта хотела посмотреть, как это происходит. Она права, со стороны это выглядит как слет какой-то секты.

— Очень забавная тетенька! — поддержала Марта, как и кузен, неслышно приблизившись к столу, который Петр накрыл к их возвращению в саду; она несла в руках блюдо с салатом и хотела сразу же садиться за ужин.

— «Мои дорогие и ненаглядные, заявляет она с ходу, я католичка по происхождению, но буддистка по убеждениям, я не свет мира, я ловец человеков, — подхватил кузен тему. — Поэтому ваши различия в вероисповедании мне до лампочки. Сюда вы приходите музыкантами, а дома будьте кем вам заблагорассудится».

После тишины в одиночестве проведенного дня Петру не удавалось втянуться в праздный разговор. Предчувствуя с утра, что мистраль, который местные газеты предрекали на ближайшие часы, может заставить себя ждать и день, и больше, он предпочел никуда не ехать, и не просчитался: весь день опять простояла жара. Не просчитался он и в том, что провел день за просмотром старых справочников по ботанике, которые обнаружил в библиотеке. Музыка Грига, Бизе, Сибелиуса, Скрябина, Прокофьева, передаваемая по радио, а вокруг мертвая тишина, служившая для фортепьянной музыки идеальным фоном, на котором она воспринималась почти визуально, — кроме того, полный унисон, возникавший от слияния монотонности исполнения, свойственного манере Гленна Гульда, о котором только что говорили, и монотонности самой тишины, придавал копошению в пыльных книгах что-то неожиданно безвременное, чуть ли не поучительное. Музыка и теперь стояла у Петра в голове, кузен был прав, но он по-прежнему не слышал ее, а как бы видел глазами как нечто переливающееся. Она была похожа на бисер, рассыпанный на черном бархате.

Когда через четверть часа ужин был на столе — горячий, брызгающий ростбиф, салат, корзинка с хлебом, сыры — и Николас принялся на еду, над столом повисло молчание, в котором теперь чего-то вдруг не хватало.

В этот вечер кузен сделал себе поблажку, согласился на «рюмку вина». Наблюдая за тем, как он вливает в себя красное провансальское вино, стакан за стаканом, Петр краем уха следил за рассказом Марты об очередном молодом маэстро, знакомом каких-то знакомых, который жаловался на низкий уровень музыкальной культуры французов, но не понимал, с чего это она заговорила об этом с таким увлечением.