Читать «Человек с синдромом дна» онлайн - страница 22

* * *

Конец (истории или же государства) — это всегда экономический конец. А не конец смыслов, идеологий.

* * *

Пренебрежение к понятию «герой», возникшее в последние времена — по сути — верное пренебрежение. В нем скоплено все — деды-воевали — идеологическое прогосударственное использование «героя», где тот машет вождю отрубленной ногой, и «архетипически» — религиозное, где герой не утверждает себя, и то кидает вызов несуществующим богам, то помогает ненужному ему человечеству. Но «добил» ситуацию «управляемый» герой-невротик. фроммо-тизированный «Гитлер», американский психопат, «Фанатик» — это все о нем. Публике и отдельным психотизированным «манипуляторам» такой герой и нужен. В этом смысле — я — конечно, не герой. Избавьте.

* * *

Бытие — криптоколония Небытия

* * *

Выносить бессмысленность куда проще, чем выносить смысл помимо себя. Поэтому меня никогда не трогала бессмысленность мира.

* * *

Тот, кто говорит, что человеку нужен лишь Другой (человек) — ничего не знает о магии Толпы. Тот, кто жаждет лишь магии толпы, ничего не знает о пустоте (Небытии, Ничто.)

* * *

Абсолютная Идея не нуждается в постижении профанов (не желает быть постижимой), не проговаривает себя окончательно. Истина поэтому далеко не тождественна правде. Требовать от носителя Идеи (субъекта истины) правды — стремиться сделать его уязвимым.

Ещё Лиде

(вариант)

Другая какая-то Родина, Чужая кошмарная мать. Любого Зигфрида и Одина Здесь каждый желает предать. Мерцание камеры газовой. И догвили вместо вальгалл. И вместо Европы — Евразии Хохочущий смрадный оскал. Вонзит в меня нож или лезвие Любви твоей хищной оскал. Ты в позе, как будто в поэзии, Что черт языком изласкал. Ты станешь наркозно-нетрезвою Средь хищных огромных стрекоз. Ты бросишь меня, ибо брезгуешь Любовью, как истинный монстр. Я словно мангуст в дегустации Твоих неразборчивых уст. Есть благостность в сей имитации, В пустой констатации чувств. В механике совокупления Ценю безысходности нерв. Преступником в пре-исступлении, Преступный паду кавалер. Как мох махаонистым хохотом, Кошмарной улиткой скрутись. Ты в липкую матрицу похоти Мою не утаскивай жизнь! И вылечи сверхчеловечье Влеченье! Калеча — калечь. Мы станем частицами речи. Ты вычистишь русскую речь. Твоя револьверно-венерность И трепетность нервных манер. Ты вся формируешь инферно, Как фэшн иной Люцифер. Ты вся — дьяволица, убийца, Ты тянешь в последний Аид Того, кто посмеет влюбится, В кошмарное дно Атлантид. В обличье русалки утянет Его королевишна Дна. И в мертвые склизкие сети заглянет Холодная злая луна. Часть речи. Часть речи. Часть тела Лежит червячок рас-чле-нен. В кровавом пальто как Отелло Средь демонов и Дездемон Я в нежное женское рабство Отдался как преданный паж. Теперь же распятый на части, Я вписан в кровавый пейзаж. Я умер. Твоим расчленением Мне предан особенный смысл. Кровавое стихотворение С кошмарной бумаги не смыть. И здесь, на родном пепелище, Влекомый любовью одной, Мой призрак однажды отыщет Ту щель, что прельщала тобой.