Читать «Дети декабря» онлайн - страница 58

Руки – хочу закрыть голову от ударов – бездвижны. Что-то липкое упирается в шею, на поясницу наваливается тяжесть. Боль есть, но нет страха. Потому что страх всегда намертво спаян с неизвестностью. А здесь всё предельно ясно. И мозг – боксёрская привычка – продолжает оценивать ситуацию. Но и на ринге случался момент, когда пропускал удар, голова наполнялась звоном, и всё рушилось, осыпалось.

Меня трамбуют тычками, и, несмотря на усиление женского крика – девушки, вопреки наследию чекисток и амазонок, должны быть милосердны, – чехи не успокаиваются.

Кто-то жирной тряпкой затыкает мне рот. Возможно, повернись я к ним лицом – они бы увидели, что бьют человека, с которым час, два назад выпивали, говорили о Бирхоффе и Kiss. С тех пор ничего не изменилось: этот человек не убивал детей, не взрывал церквей, чтобы его прессовали так, словно хотят забить до смерти.

В тринадцать лет в севастопольской бухте Казачьей я попал в морскую воронку, увидел Страх: в чёрном костюме, с беззубым пламенеющим ртом, из которого смердело кошачьим дерьмом. Рот был распахнут, точно хотел засосать меня. И когда отец, подплыв, схватил меня под руки и потащил прочь, Страх бесновался и клокотал, теряя добычу. А я мысленно говорил ему: «Будь ты проклят, прощай!»

Но вот он вернулся. И я боюсь этой дурно пахнущей твари.

Удары стихают. Стук, скрип, больше нервозности в голосах, но затем – радостное оживление, русская и чешская речь.

13

Если бы я знал, что путешествие в Киев закончится вот так, по-омоновски, мордой в пол, – приехал бы? Рисковал бы? Или собирался бы как на сафари, где всё включено, кроме смерти?

Верю в жизнь, сейчас и всегда, не потому, что влюблён или привязан, а потому, что не способен человеческим языком изъяснить смерть.

– Привет, чего так долго? – голос в коридоре кажется знакомым.

Отвечая, Миро – или кто-то другой? – переходит на чешский. Его нервно перебивают девушки. Знакомый голос, взволнованный, взвинченный, всё равно отвечает по-русски, будто не в силах контролировать себя.

– Да? Где?

– В кухини.

Топот, вскрик:

– Зденка, Карел, слезьте с него!

– Нет! Он махал стулем.

– Психа!

– Но держать его… – гость переходит на чешский.

Он спорит так рьяно, что рискует закончить как я. Один, два, три тротиловых слова – и взрыв неизбежен. Здесь все мирные, все сознательные – изначально ведь так подразумевалось, да? – но зашлакованные агрессией. И кровь их отравлена глупостью.

Нога Зденки елозит по моей шее, и тряпка, затыкавшая рот, выпадает. Сначала я думаю завопить, но импульсивного паникёра во мне нокаутирует прагматичный боксёр: «Заори – и они начнут избивать тебя ещё яростнее. Просто говори. Говори внятно!»

– Слушайте, чехи, – глупое обращение, хотя в подобных условиях какое может сгодиться? – я пришёл к Петре, мы…

– Заткнись! – Карел забивает тряпку обратно.

– Вадим?!

Вздрагиваю.

– Вадим?! Межуев?!

– Игорь?

– Карел, слезь с него!

– Нет, – голос Карела спокойный, размеренный, как и он сам.

– Что значит нет, Карел?

– Руский ударил Радо.