Читать «История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.» онлайн - страница 46
Владимир Михайлович Тихонов
Так, представление о сакральности общинного центра, построенного на священном холме под «деревом духов», кажется действительно относящимся к религиозным реалиям бронзового века. Это представление — вариант универсальной мифологемы «мировой оси», представляющей священный «центр мира» в виде пространственной вертикали (мирового дерева или горы). По-видимому, на основе подобных представлений эпохи бронзы сложился культ священных деревьев и гор, свойственный протокорейцам раннего железного века. Культ верховного небесного божества, отвечающего за плодородие во Вселенной (т. е., на языке мифа, «повелевающего духами облаков и ветров»), также вполне мог присутствовать у ранних земледельцев Кореи. Конечно, имя Хванин было приписано этому божеству гораздо позже. Употребление культовых снадобий (из считавшихся священными полыни и чеснока), в сочетании с изоляцией в пещере, действительно могло быть частью принятых у протокорейцев инициационных обрядов (связанных, как и везде в мире, с взрослением, браком, и т. д.). Культ медведя и тифа мог присутствовать еще у неолитических обитателей Корейского полуострова и Южной Маньчжурии, хотя археологически доказать этот тезис пока не представляется возможным. Возможно, заслуживает внимания и популярная в южнокорейских научных кругах теория, согласно которой упоминание этих животных в мифе о Тангуне может отражать процесс ассимиляции неолитического населения протокорейской бронзовой культурой (хотя и этот тезис не кажется на сегодня доказуемым). Представление о государе как «сыне» верховного небесного божества, возможно, относилось уже к самому позднему этапу существования Чосона (III–II вв. до н. э., эпоха раннего железа), когда верховная власть могла попытаться использовать традиционный культ Неба как идеологический инструмент, для легитимизации своего положения. Небезынтересно (хотя, опять-таки, недоказуемо) и бытовавшее еще с колониальных времен в корейских исторических кругах предположение, что именно титулом самых поздних государей Чосона и было двуединое наименование «Тангун-Вангом», расшифровывающееся, якобы, как «жрец-государь». Как и во многих ранних государствах древности, в Чосоне на последнем этапе его развития правящая верхушка могла сочетать административно-военные и культовые функции (хотя ничего похожего на монументальные культовые памятники древних ближневосточных теократий в чосонских археологических слоях и не найдено). В целом, основы мифа о Тангуне сложились, скорее всего, как часть идеологического комплекса чосонской монархии на самом позднем этапе существования Чосона (III–II вв. до н. э.). Хотя они, как кажется, и создавались на базе протокорейских культов предшествующей, бронзовой, эпохи, скудость дошедших до нас в поздней обработке материалов по Тангуну делает крайне гипотетичной реконструкцию более ранних верований на основе этого мифа.
