Читать «Ковыль (сборник)» онлайн - страница 65
Иван Комлев
Он – Полина Филипповна почувствовала это – увидел Марью раньше всех, ещё до того, как она замерла на своём месте, у порога.
Марья обвела взглядом комнату, детей, выросших, незнакомых, настороженно-ждущих, что будет дальше, Полину Филипповну – взгляд замутнённый, отрешённо-пустой, словно она смотрела сквозь людей и предметы куда-то далеко, где можно было видеть прошлое и, рядом с ним, будущее, – остановился на лице мужа.
«Вот и вышел твой срок, Полина. Ступай…» – подумала Полина Филипповна и поднялась со своего места.
Тимофей Несторович поднял голову:
– Ты куда?
Она растерянно посмотрела ему в глаза, выдавила из себя:
– П-пойду тут…
– Останься.
Она села.
Молчание повисло в воздухе. Солнечный луч медленно уползал по стене от Марьи. В нём серебрилась пыль.
– Проходи, Марья, – нарушил тягостную тишину Тимофей Несторович. Как знакомую пригласил.
Марья шевельнулась, но осталась на месте, подвигала закаменевшими губами, сказала осевшим голосом:
– В-вот, значит… В-вернулась… В-вы…
Тихо. Слышно, как за окном шумят проходящие по улице машины. Все отводят взгляды в сторону, скоро они оказываются обращёнными к отцу. Только Полина Филипповна смотрит, с того мгновения, как села обратно на стул, мимо всех, в стену.
Она понимает вдруг, что возврата Марье нет, что Тимофей Несторович решил это давно, может быть, в тот час и минуту, когда снимал с себя рубаху, ту страшную обновку, подаренную женой в сорок четвёртом.
От этой догадки страшно становится Полине Филипповне и сладко, как от боли, когда она достигает своего предела, за которым либо смерть, либо начало избавления от болезни. И совестно: её выздоровление – это Марьина погибель, такая обнажилась грань.
Тихо-тихо.
– Ну, что ж, – будто вздохнул Тимофей Несторович, – как дети…
«За что ребят-то?!» – обрывается сердце Полины Филипповны, так, словно Тимофей отдаёт их на пытку; протестует молча, продолжает в своей окаменелости смотреть всё в ту же стену.
Молчание.
– Алексей, ты старший.
Алексей кусает губы, опускает голову:
– Я… Вот, – он трогает рукой пуговицу гимнастёрки, – я же не здесь. Вам жить.
– Та-ак, – Тимофей Несторович медленно переводит взгляд на Аню – она закрывает лицо ладонями, плечи её вздрагивают от рыданий.
Тимофей Несторович уже не смотрит на младших, сейчас он скажет…
Но Марья оживает, протягивает руки вперёд:
– Дети! Мои дети! – её бьёт мелкая дрожь, слёзы бегут по щекам. – Я ж для вас… Я вас спас-с…
Верочка смотрит на мать, глаза её широко раскрыты, губы шевелятся:
– Зачем?
Надежда, слабая, как гаснущая свеча, ещё жива в Марье, голос дочери, обращённый к ней, придаёт сил:
– Я ж вас… Вы ж – мои дети! Вы… жить…
– Зачем?! – голос Верочки звучит, как туго натянутая струна – вот-вот лопнет. – Чтобы знать, что мать – преступница? Жить вместо Сашиной мамы? Да?!
– Я не… Она бы всё равно умерла! Я не п-п… Закон снял с меня. Простил…
– Закон?! Нет. Нет! – в глазах дочери ужас. Что она видит в этот миг? – Не-ет! – Вера вдруг захлёбывается в крике и запрокидывается на спину.