Читать «Ковыль (сборник)» онлайн - страница 63
Иван Комлев
Только что эти крохи для такой семьи? Решилась посмотреть у Пелагеи в сундуке – может, найдётся что-нибудь для обмена.
От кровати до сундука – руку протянуть – близко. Но, бывало, дрова об пол загремят, а у Пелагеи и веко не дрогнет. То ли спит крепко, то ли так не слышит.
Замок на сундуке для порядка висел, открывался без ключа. Сняла потихоньку его, а крышка плотной оказалась – в руках слабость – не поддаётся. Принесла топор, лезвием в щелку – открыла. Сумрачно было, к вечеру, но разглядеть смогла: в сундуке среди негодного старья кусочек ситца нашла и рубаху.
Вдруг как ударил кто, оглянулась – глаза!
Топор в руке – сама не поняла, как это случилось… Пелагея звука не издала и не шевельнулась.
Марья вздрагивает, в ужасе оборачивается, будто вновь взглядом в затылок ей – Пелагея. От резкого движения летит на пол гребёнка, небрежно забранный узел волос раскручивается, и они накрывают ей плечи и спину. Рукой к груди – сердце остановилось. Серое лицо становится мраморно-белым, мертвеет. Только бровей излом чёрен да расширенные глаза. Затем кровь приливает к лицу, и впервые за много месяцев оно обретает живой цвет.
«Красивая Марья!» – обожгло полузабытое…
На ожившем лице её – то решимость, то боль, то отчаяние. Острой жалостью к жене, к детям рвёт сердце Тимофея.
Она улавливает это состояние его души, подаётся к нему, осмеливается взглянуть в лицо: «Спаси! Помоги… Дети же пропадут!» «Почему ты этого не сказала тогда, Марья?!» – молчаливый упрёк Тимофея суров, наткнувшись на него, она опускает взгляд. Опадают руки, Марья никнет.
Вновь как во сне отвечает Марья на вопросы.
Ситец потом на ведёрко картошки сменяла, а рубаху – сберегла. Ничего не думала. Рубаха вроде новая была, а Тимофей Несторович обносился совсем. Сперва боялась, а потом забыла как-то, что может сын Пелагеи, Сашка, о рубахе знать. Пятнышко это она и не заметила вовсе.
Сашка в стороне сидит. Закусив ладонь, горестно смотрит в тёмный угол, брови сведены, поперёк бровей – борозда.
Холодно. Холодно в зале. Или это вопросы леденят душу? Марья всё так же монотонно говорит про свою болезнь, а Тимофей Несторович осознаёт, что не те, последние, неудачные, роды, а другая, в тысячу раз хуже Марьиной хвори, болезнь поразила её.
«Где ж ты был, Тимофей? Почему не уберёг?»
Этот вопрос – сам себе судья – задаёт себе Тимофей Несторович.
«А если бы вы попросили вашу соседку, Пелагею, – поделилась бы она с вами крупой?»
«Зачем он спрашивает? – думает Тимофей Несторович. – Разве это что-нибудь меняет?»
Марья молчит. «Не знаю», – наконец роняет она.
Она действительно не знает.
И ещё вопрос. И ещё…
…Кладёт, кладёт Марья камни. Уж и дышать тяжело. Но это ничего. Это хорошо. Пора. Помирать пора. На лице Тимофея Несторовича не боль, не страдание, а светлое ясное выражение. Надежда на избавление, на скорое окончание пути.
Баба Поля видит, как из автобуса выходит Валентина, Серёжкина мама, того самого Серёжки, с которым Тимофей и она, баба Поля, нянчились. На руках у неё – Серёжа, собственной персоной. Увидев бабу Полю, Валентина подходит к ней, опускает сына на землю.