Читать «Азбука для непослушных» онлайн - страница 3

Повествуя об отдаленных временах, Андоновский обозначает вечные вопросы — о смысле и бессмысленности человеческого существования под небесным сводом, о добре и зле, о силе и стойкости духа человека и его слабостях: тщеславии, жажде наживы, стремлении к власти и превосходству над другими…

Венко Андоновский вовлекает глубоко в историю Средневековья, но делает это для того, чтобы заставить нас, современных людей, как правило, вечно спешащих, не имеющих ни времени, ни желания остановиться и оглянуться вокруг, задуматься: а понимаем ли мы вообще, что делаем, куда и зачем идем…

Ольга Панькина

АЗБУКА ДЛЯ НЕПОСЛУШНЫХ

Алеф: бык

Разрушение буквы Алеф

ПЕРВЫЙ РЯД:
1 — Иероглиф;
2 — Синайское письмо;
3 — Старокритское;
4 — Семитское письмо;
ВТОРОЙ РЯД:
1 — Древнефиникийское;
2 — Греческое фиванское;
3 — Греческое эолийское;
4 — Современное.

* * *

Он пришел.

Из земли возрос, пророс или с неба упал, слетел, ибо третьего не дано: все, что существует, существует или на небе, или на земле, так заповедано от Бога, он горе, а мы должны долу грешить и мучиться, а меж нами пустота, чтобы мы не соприкасались друг с другом, разделены были, не дотрагивались до него, не оскверняли и не достигали его. И он по праву, нас сотворив, после того, как мы в первый раз согрешили, между нами поставил пустоту. А пустота есть пустота, и оттуда ничего, кроме пустоты, и достичь нас не может; значит, он не оттуда пришел, ибо там ни людей, ни зверей, ни Бога нет, но пришел из краев, где все существует. А то, что приходит с края, есть либо начало, либо конец, либо то и другое вместе, ибо конец одного есть начало другого. И произошло это так: сначала казалось, что его приход предвещает конец его, а начало нас, несовершенных; но вышло наоборот: оказалось, по воле Божьей, наш конец, а его начало.

И пришел, да и не пришел, потому что, как позднее открылось, он все время был с нами, а мы его не видели, не признали его, ведь глаза человеческие видят ненужное, а нужное — нет; видят, что извне, а вовне не зрят. Как лицо умершего становится невидимым после того, как покойника положат в могилу, ибо могилы не видны изнутри, так и человеческие души не видны, а только тела, потому и могилам, и телам мы имена даем, дабы запомнились их утробы; и равно так и Господь невидим, потому что он находится не вовне, а внутри человека, в наших душах. А наши души чаще всего — могилы Божьи, ибо темны, как гробницы, и вложенное Господом в них не видно. Ох, какое окаянство! Разве возможно тогда, при этой нашей незрячести, слепоте нашей, судить человека, который не познал Бога в другом? Разве можно сказать, как говорится в поучительных словах, по которым отцы меня научили чтению: о, человек, ты грешен, ибо ты завидовал ему, ненавидел его и доносил господину своему на человека, не видя, что это был он, Сын Отца нашего? Можно ли винить человека в том, в чем виноваты его глаза? И не оттого ли у мертвых в могиле сначала лопаются глаза, ибо смерть совершенна и строга и разрушает то, что хрупче всего и несовершенней, то, что не нужно для того, чтобы видеть нужное?