Читать «Царь велел тебя повесить» онлайн - страница 270

Лена Элтанг

Лютас построил на этой посылке свой сценарий, а я – свое никому не нужное алиби, поэтому мы оба спокойно смотрели в дуло этого ствола, как будто ждали, что оттуда вывалится красная гвоздика, как в тот день, когда диктор прочитал в эфире первую строфу Grândola, vila morena, а колонны бронетехники двинулись на столицу с военной базы в Альфейте.

Выходит, если бы не письмо, которое я писал тебе, а Лютас втихомолку читал, мой друг мог бы остаться в живых. Он был уверен, что Агне просто валяет дурака, размахивая пистолетом, он смеялся, раздирая на части тряпичного пупса. Я сам сказал ему, что дядино оружие – всего лишь жалкий реквизит, игрушки слабака, плешивого щеголя. Получается, это я его убил.

Я начинаю понимать, что происходит, различать плетение пряжи, вернее, я вижу уток, но крученая основа этого лоскута ускользает из пальцев. Как вышло, что история, придуманная плутом и плутовкой, завела нас обоих так далеко? Почему, узнав о моей беде, Лютас обьявил мне войну? Как он нашел лиссабонцев и заставил их отдать ему все трости и ширмы их китайского балаганчика? Или он обошелся без них, произнес: «Абракадабра!» и достал чужого зайца из шляпы? Я ведь сам изложил ему все подробности, когда просил приехать в Сесимбру.

Откуда Мириам знала, что в витрине годные к делу пистолеты? Может быть, Фабиу хвастался не только браслетами матери, но и стволы давал подержать? Недаром она говорила, что ее возбуждает гравировка и золотые узоры на рукояти. Проверить содержимое шкафа она могла заранее, когда я оставлял ее в доме одну, шпилек у нее хватало, так что мадьяр точно знал, на каком крючке висит наградное оружие.

Почему же в запале Агне схватила именно Savage? Ну, это понятно. Сквозь дыру в витражной крышке можно достать только один пистолет, до остальных так просто не дотянешься. Хотела ли она, чтобы он выстрелил? Или просто пугала нас обоих, думая, что оружие ни на что не годится?

Видишь, сколько вопросов, они-то и есть уток, заполняющий промежутки между нитями. А пока я сижу тут с челноком в негнущихся пальцах, в моем переулке все идет своим чередом: парикмахер Алмейда курит на пороге парикмахерской, на дне фонтана подсыхают горькие городские апельсины, пчелы сосут лиловую жакаранду, мальчишки лупят мячом в стенку, и эхо колотится в мои окна, немытые с прошлой осени. Все, заканчиваю, в камере начинается драка, и мне придется встать на сторону Энцо.

* * *

Окажись я теперь на воле, сел бы на автобус и поехал бы на берег Варваров. Пошел бы там на скалы, в заросли дрока, оттуда смотрел бы на паломников, идущих в часовню. На стене часовни голубые азулейжу: богоматерь на осле поднимается по отвесному склону, и осел у нее такой могучий, что высекает в граните глубокие следы. Пустынная, продутая ветром местность, заброшенный мыс Эшпишел с недостроенными отелями для богомольцев напоминает мне литовское побережье, где-нибудь в районе косы. Вот куда я уж точно не вернусь, ни тушкой, ни чучелком. За восемь лет я стал заправским лиссабонцем: выпил бочку вина, расточил наследство, завел опасных врагов и теперь вот сижу в тюрьме.