Читать «Юби: роман» онлайн - страница 123

Она и в рабочие часы не закрывала книжку и, чтобы совместить свой стихотворный запой с воспитательными обязанностями, читала эти же стихи детям. Они старались пристойно слушать, но не выдерживали и разбегались по более важным делам. Однако совершенно неожиданно это насильственное кормление поэзией принесло диковинные плоды.

Муравей решил, что и он может научиться говорить стихами. Долго бродил один с гибким прутом, которым отхлестывал ритм своих творений по стволам деревьев или по чему ни попадя. Наконец, все у него сложилось, и он предложил одноклассникам странную игру, которая как-то вдруг затопила всю школу.

Игра была такая простая и такая идиотская, что трудно было не подхватить эту заразу своим участием. Правила простые. Первый играющий подходит ко второму (на самом деле – к любому) и говорит, например, так:

«Скажи: “Веревка”».

У второго два варианта на выбор. Если он не знает ответ, то должен сказать, что требует первый.

«Веревка», – говорит он.

«Твоя матка воровка», – лепит в него первый играющий и отходит с видом победителя.

Второй играющий, стало быть, утирается и понуро бредет прочь, потому что это не просто обвинение, а обвинение в стихах, и поэтому оно неоспоримо, как государственная бумага с гербовой печатью.

Но может быть и другой вариант: второй играющий знает ответ и сам говорит первому, что у того матка воровка. Тогда уже первый отходит в унынии и тоске, несмотря даже на то, что у него нет матки – ни воровки, ни какой другой. Этой вот дурью в считанные недели заразилась вся школа и до самых зимних холодов можно было слышать со всех сторон:

– Скажи: «Утка»…

– Скажи: «Хор»…

– Скажи: «Рак»…

Муравей выдумывал все новые рифмы и вбрасывал их в игру на ходу, сразу став признанным поэтом. Со всеми спорами в игре обращались к нему. Махан помирал от зависти.

Он целый день бродил в стороне от шума и веселья всей школы, но сочинил свой стих и после ужина подошел к Муравью.

– Скажи: «Чайник», – начал он игру.

Муравей долго шевелил губами, пытаясь сымпровизировать неведомый ему ответ, и наконец сдался:

– Чайник.

– Твой батька – начальник, – победно врезал Махан.

Муравей отползал совершенно раздавленный (это еще хуже, чем «матка воровка»), а Махан сразу же решил, что вырастет и станет настоящим поэтом, а потом приедет сюда и всем-всем расскажет, кто они на самом деле и кто их родственники до десятого колена. Расскажет, разумеется, в стихах, чтобы припечатать так припечатать – с рифмами и навсегда…

Махан ходил и мечтал, пока не натолкнулся на Муравья.

– Скажи: «Звезда», – потребовал Муравей…

* * *

Федор Андреевич упрямо гнул свою линию, и интернатовские работники уже не так часто собирались на полюбившиеся им поминальники. К тому же вовсю шел новый учебный год, и повседневные заботы вперегон директорским понуканиям постоянно теребили все школьные службы, не давая полностью отвлечься общим на всех горем. Под треньканье звонков школьная жизнь входила в привычную колею.