Читать «Петр Лещенко. Исповедь от первого лица» онлайн - страница 92

Петр Константинович Лещенко

Операцию мне сделали, но она не помогла. Еще в госпитале я получил предписание явиться по окончании отпуска в штаб 16-го полка в Фалтичени. Не сумев придумать более никакой отсрочки, я был вынужден подчиниться. Верочка рыдала в голос, провожая меня, и все порывалась ехать со мной, но мне удалось убедить ее остаться. Что толку ехать со мной? Это в мирное время офицеры могли жить вместе с семьей. Война перевела всех на казарменное положение.

Я уже знал в то время, что в ходе войны наступил перелом. «Непобедимая» гитлеровская армия потерпела поражение под Сталинградом и начала откатываться назад. На Кавказе фашистам тоже приходилось несладко. Они так и не смогли выйти к Баку. Немцы с румынами помалкивали о неудачах. Их сообщения с фронтов были весьма туманными, и только по отсутствию победительных интонаций можно было догадываться о том, что дела у Гитлера и его союзников идут не самым лучшим образом. Но мне не нужно было догадываться. Я имел сведения, если можно так выразиться, «из первых рук» — от Советского информбюро. У Михаила с разрешения властей (ох, как дорого оно ему обошлось) дома был приемник, по которому мы слушали Москву. Те, кто не имел такой возможности, узнавали новости из листовок, которые постоянно расклеивали по городу подпольщики.

14 мая 1943 года я прибыл в Фалтичени, где имел «удовольствие» встретиться все с тем же начальником штаба. 16-й полк был тыловым, и офицеры здесь не менялись годами. Совсем иначе обстояли дела во фронтовых полках. Я наслушался в Одессе, а особенно в госпитале, рассказов о фронте. Один молоденький лейтенант сказал мне: «Если меня признают годным и отправят обратно, то я лучше застрелюсь». В 1943 году настроения в румынской армии были если не пораженческими, то уже, во всяком случае, не победительными.

Начальник штаба, как я уже писал, встретил меня самым недружелюбным образом. В течение получаса он делал мне выговор, попросту говоря — кричал на меня и топал ногами, а когда выдохся, то объявил, что теперь я приписан к 95-му полку, который находился в Крыму. «Там вы узнаете, что такое настоящая военная служба», — злорадно сказал мне начальник штаба.

Узнавать «настоящую военную службу» в румынской армии, которая воевала против моего народа, мне совершенно не хотелось. Из Фалтичени я выехал в Турну-Северин. По пути заехал в Бухарест, чтобы проведать маму. Она уже тогда страдала почками, болезнью, которая и свела ее в могилу. Мама встретила меня холодно, а отчим так вообще глядел волком. Они продолжали винить меня в том, что случилось с Катей. Я-то надеялся на то, что мама смягчится, или же на то, что Катя пришлет о себе весточку, но надежды мои были напрасными. Когда же я начинал рассказывать о Верочке, мама сразу же переводила разговор на другую тему. Еще не будучи знакомой с Верочкой, она невзлюбила ее, и мне пришлось приложить много усилий для того, чтобы если не уничтожить, то хотя бы уменьшить эту ничем не обоснованную неприязнь.