Читать «Петр Лещенко. Исповедь от первого лица» онлайн - страница 112

«Вам не обязательно петь «Интернационал» или «Вставай, страна огромная», — объяснил мой собеседник. — Эти песни не очень-то соответствуют вашему репертуару. Но вы можете спеть «Катюшу», «Двадцать второго июня, ровно в четыре часа», «Темную ночь». В репертуаре певца, который выступает перед советскими людьми, непременно должны быть советские песни!» Офицер был прав. Я как-то не подумал об этом, выступал со своим прежним репертуаром, и никто мне не подсказал до тех пор, что репертуар следует изменить. В комиссию, которая рассматривала мой репертуар, входило несколько человек, четверо или пятеро, уже не вспомню точно. Они беседовали со мной, но не сказали, что мне нужно добавить в репертуар советские песни.

Я чувствовал, что мой собеседник искренне расположен ко мне, и потому рискнул задать ему крайне важный для меня вопрос. «Я хочу получить советское гражданство, — сказал я. — Хочу жить в Советском Союзе. Не помешает ли эта статья получению гражданства? И не осложнит ли она чем-нибудь мою жизнь в Советском Союзе? Не хочется, чтобы в Советском Союзе на меня косо смотрели. Мне хватило этих косых взглядов в Румынии, я сыт ими по горло». Ответ был такой: «Я бы на вашем месте не торопился бы с возвращением». Больше ничего мой собеседник добавить не захотел. Но он и без того сделал для меня очень много, и я был благодарен ему за это. Никто из знакомых мне советских офицеров не разъяснил мне того, что разъяснил этот человек. В знак благодарности я подарил ему несколько своих пластинок.

В тот же день я обсудил все, что услышал, с Верочкой. «Почему ты не рассказала мне, что меня оклеветали в советских газетах?» — спросил ее я. «Я ничего подобного не читала, — ответила Верочка. — Одессу оккупировали в октябре 1941 года, а статья была напечатана в декабре». Верочка сильно переживала по поводу этой гадкой статьи. Я даже пожалел, что рассказал о ней. Незачем было расстраивать моего ангела. Относительно возвращения Верочка сказала: «Давай дождемся конца войны, а там видно будет».

Ночью я не спал. Перебирал в уме свою жизнь и думал о том, что могло вызвать предвзятое отношение ко мне в Советском Союзе. Ведь я за всю свою жизнь не сделал ничего антисоветского. Мне можно было поставить в вину только то, что я жил за границей. Но ведь я же не эмигрировал, а оказался за границей волею судьбы. Шаляпин эмигрировал, причем не самым лучшим образом, издал за границей свои мемуары, в которых содержались выпады в адрес большевиков, но тем не менее незадолго до его кончины с ним вели переговоры относительно возвращения в Советский Союз. Об этом мне рассказывал сам Шаляпин. «Требуют, чтобы я публично покаялся, — говорил он. — За это вернут все. Гражданство, звание, квартиру… Даже дачу мою во Владимирской губернии обещают вернуть, только без земли». Мне же никогда не предлагали переехать на жительство в Советский Союз. Я вообще не имел дела с советскими организациями. Позицию мою можно было охарактеризовать только одним словом — нейтральная. Я не был ни «советчиком», ни «антисоветчиком». И вдруг меня так сильно «высекли» в газете.