Читать «Действующая модель ада. Очерки о терроризме и террористах» онлайн - страница 82

Внимательный и непредубежденный читатель сакральных текстов невольно сделает для себя по крайней мере один бесспорный вывод: ничто непосредственно в содержании исламского учения не объясняет его победной поступи. Записанные здесь мудрые мысли и строгие заповеди встречаются и в других священных книгах (да и не только священных). Тем не менее рост числа верующих мусульман значительно опережает рост приверженцев других конфессий, и дело здесь не в одном лишь естественном демографическом факторе. Происходит стремительная исламизация традиционно православных регионов Африки, постепенная, но стабильная исламизация черной Америки, да и Западная Европа исподволь обнаруживает аналогичную тенденцию, по крайней мере, среди интеллектуалов. Одним из первых в этом ряду был французский философ-традиционалист Рене Генон. Также стал мусульманином и небезызвестный философ и писатель Роже Гароди, с которым полемизировал лично товарищ Сталин. Можно долго перечислять новобранцев исламской когорты, мобилизованных из христианского мира, даже если ограничиться только профессорами и преподавателями Сорбонны, а прочих певцов и боксеров оставить за кадром.

Но если непосредственное содержание не имеет отношения к «Военной Тайне», то, может, все дело в молодости ислама как религии, а следовательно в покуда бодрой еще энергии прозелитизма? Ислам юн, свеж и полон сил, а христианство обременено грузом времени и уже успело изрядно порастратить свой запал — такое объяснение сейчас весьма популярно, но не слишком убедительно с исторической точки зрения. Конечно, ислам возник почти на шесть столетий позже, чем христианство (насколько это существенно для истории — отдельный вопрос), но зато распространение ислама в качестве всемирной религии началось раньше, чем массовая христинизация Европы. Изгнание арабов из Испании во времена реконкисты воспринималось европейскими современниками как торжество юной, только еще становящейся веры над закосневшей книжной мудростью магометан. Любопытно, что французское Просвещение считало ислам безнадежно старой формой вероучения, уже не способной ни к какому развитию. Кстати, веротерпимость в крупнейшей мусульманской державе того времени — Османской империи — можно сопоставить только с веротерпимостью современной Европы.

Выходит, хронологический возраст не может дать ответ на вопрос об источнике силы. Просто сменяющие друг друга на протяжении истории поколения считывают одни и те же заповеди по-разному. Поскольку во всех священных текстах упоминается и мир, и меч, то очень важным оказывается механизм избирательной слепоты, позволяющий в упор не видеть утверждения, не соответствующие внутренней цензуре сегодняшнего дня (например, правилам политкорректности). Причем, одно дело, когда уважаемые муфтии и улемы приводят подходящие цитаты из Корана для широкой аудитории неверных, вроде изречения пророка «Не совершайте насилия над другими и не допускайте насилия над собой» (тут не слепота, тут как раз прозорливость), и совсем другое дело, когда римский понтифик ездит по миру в мучительных поисках, у кого бы еще попросить прощения. Времена индульгенций вернулись как фарс: когда-то римская церковь торговала прощением за еще несовершенные грехи, теперь пытается получить прощение за чужую вину.