Читать «Принц инкогнито» онлайн - страница 103

Я щёлкаю зажигалкой. Ну вот, совершенно другое дело! Язык огня, такой длинный, что изгибается от сквозняка. Я подношу зажигалку к разорванной наволочке, к «уголку рта». В колеблющемся свете мои пальцы выглядят очень большими.

Я ждал, что тотчас взметнётся костёр, — но по наволочке растекается тёмная клякса. Проклёвываются язычки, плодятся, шныряют. Их много, они принимаются лепетать вразнобой: почти у каждого пёрышка собственный капюшончик, куколь, своя пляшущая коронка.

Огонь не взвивается, а, наоборот, разъедает внутренности подушки, образуются чёрные гнёзда и рытвины. Ползёт дым. Пахнет жжёными остьями, волосами.

Этот запах мне кажется совершенно не подходящим для коронации.

Определённо, он неуместен.

Отвратная вонь. Так смердела 2-я Аккумуляторная, когда ветер дул от мясоперерабатывающего комбината. У меня першит в горле, я кашляю.

Я-то думал, что все эти перья давным-давно превратились в технический наполнитель, в безличный служебный материал, их единственным предназначением было — вспыхнуть и дружно исчезнуть, — но они пахнут гораздо хуже, чем краска или пенопласт: пахнут горящей плотью.

Тяжёлый дым закручивается, как тряпка, перья сжимаются, пачкаются смолой, проседают воронками, ямами, число выживших тает, и с каждым часом раскопки требуют бо́льших и бо́льших усилий. Нам удаётся спать лишь урывками: не отдохнув, мы, зевая и ёжась от холода, грузимся в шлюпки — а на берегу снова роем колодцы, прокладываем тоннели, буквально уходим в поиски с головой. Среди развалин маячат, как привидения, оборванцы, вымазанные в земле и облепленные извёсткой, многие — обезумевшие. Просят пить. Водопровод разрушен землетрясением, город мучится жаждой. Мне врезается в память один сумасшедший: полуголый, дрожащий, синий от холода, он сидит прямо в луже и пьёт, черпая из этой же лужи горстью. Остальные сливаются в длинную череду: тела в ожогах и грязных запёкшихся ссадинах, у большинства особенно сильно изранены спины. Землетрясение началось перед рассветом, и, когда стали рушиться стены и потолки, люди спросонья пытались укрыть лица и головы, поворачиваясь спинами к падающим обломкам…

Внутри подушки пучатся чёрные волдыри. Перья, когда их лижет огонь, скручиваются в узлы, похожие на куколки насекомых. В горячем ветре они дрожат, как живые. Вокруг костра очень темно.

Теперь я вижу, что произошла чудовищная ошибка. Всё должно было выглядеть совершенно иначе: вспышка — и в трансцендентальном, эфирном огне я должен был взлететь к солнцу, — как говорил Костя Суслов — Икар! как Икар!.. Вместо этого перья тают и раскисают в грязное месиво, перетянутое безобразными перепонками, они корчатся, переплетаются, булькают…

Из этой неразберихи и каши, из этого ада, из этого сумасшедшего дома был выход, такой простой и естественный, но дым и смрад нарочно меня запутывают, отвлекают, пытаются опередить… Послушай! Если мы не набивка, не безымянный служебный материал, какими бы ни были — некрасивыми, слабыми, умными, глупыми, — но мы были рядом, мы отражались друг в друге… Я почти понял, я близко! — но всё никак не могу уцепиться, продвинуть застрявший зубчатый рычажок, он срывается, шестерёнка прокручивается вхолостую, и за день раскопок нам не удаётся спасти ни одного человека.