Читать «Принц инкогнито» онлайн - страница 102

Отдаю зажигалку. Минька мной восхищён. Одобрительно хлопает меня, тыкает. Щёлкает, но огня нет. Где-то сбоку находит маленький рычажок: я даже не подозревал, что этот маленький зубчик способен двигаться, — Минька с трудом подцепляет зубчатую лапку ногтем, ругается («заело, ять»), но с усилием всё-таки передвигает на противоположный край прорези. Снова щёлкает — и появляется язычок пламени! Я был уверен, что коротышка испортил мою зажигалку, демонстрирую Миньке фрагмент, найденный на полу, но Минька мне поясняет, что это всего лишь скобка, которая защищала колёсико («кожушок, понял ты? кожушок!») — а весь механизм зажигалки на месте, кремень на месте, колёсико («видишь?») — я вижу, да, колёсико крутится, рычажок нажимается, газ идёт.

По Минькиному велению добываю подушку: это непросто, мне нужно второй раз прокрасться мимо тёти Шуры — она храпит, как сказочный великан, как полсотни матросов в кубрике; лишь когда я, уже с подушкой в охапке, — стремительно, молниеносно! — опять выскальзываю за дверь, мне мерещится некое движение перед третьей палатой, может быть, кто-то проснулся и видел, как я выхожу, но я поглощён своей миссией, мне немного обидно, что Минька пеняет мне за промедление («спишь на ходу», «еле ноги волочишь», «давай, давай сюда, бабуин»).

Взявшись двумя руками за наволочку, он отважно — и в высшей степени неожиданно для меня — дёргает и с треском рвёт ткань, надрывает: в подушке будто бы раскрывается рот. Внутри множество перьев. Плю́мас! (Видишь, я помню испанское слово: лас плюмас). Перья священной птицы курикинкэ… Одно, как одуванчик, перелетает… ах, как меня поражает и восхищает решительность Миньки. Мне самому никогда не пришла бы идея проделать в подушке рот.

Минька несколько раз настойчиво говорит, почти вдалбливает, что, когда перья как следует разгорятся, мне нужно бросить внутрь зажигалку («Понял, нет? Эй! Кивни, что понял! Кивни, кивни!»)

Я, не глядя на него, киваю. Он рад, он доволен мной: «Покажешь им? Молодец. Точно справишься? Что я в людях люблю — так это общительность. Ты общительный парень. Якудза. Якудза, да? Не якудза, нет… Ты сумо́! Покушать любишь, да? Правильно… вон туда, ворочай, ворочай ногами, ворочай, не спи, не спи!..»

По дороге я думаю (с тёплой грустью), что Минька со мной разговаривал не вполне подобающим образом. Как если бы, наоборот, он был принцем, а я у него на посылках. Он просто ещё не постиг, что моё низкое звание, моё мнимое сумасшествие, моя отталкивающая внешность, мой вес — всё это не более чем удачно подобранная маскировка, личина… Ну ничего, ничего. Тем больший его ждёт сюрприз. Я внутренне улыбаюсь. Я как-то рассеян — но добродушно рассеян.

Я опускаю подушку под королевскую дверь. От движения воздуха из подушки вываливается ворох перьев. Нескольким пёрышкам удалось зацепиться за наволочку бородками, волоконцами, — но даже за жизнь они цепляются так бессильно, так жалко своими мягкими невесомыми шелковинками, трепыхаются — и всё равно отлетают… Фу, мусор.