Читать «Тревожный звон славы» онлайн - страница 32
Дугин Лев Исидорович
— Имею честь видеть его превосходительство? Нет-с, касательно вашего сына.
Возня перешла в переполох, и Пушкин вышел из комнаты. Прошли в гостиную. Из рук земского исправника Сергей Львович принял в дрожащие руки гербовую бумагу.
— Да, конечно же... непременно... — бормотал он.
Полицейский чин с любопытством посмотрел на Пушкина.
— Его превосходительство псковский гражданский губернатор господин фон Адеркас просит вас пожаловать...
Вот в чём, значит, дело! Пушкин скрестил на груди руки.
— Закусить... Отдохнуть... Эй, люди! — хлопотал Сергей Львович.
Полицейский исправник красным платком обтёр со лба пот, вытер околыш фуражки и по-военному щёлкнул каблуками.
— Не могу-с, дела!.. Счёл бы за честь... — И, как бы извиняясь за причинённое беспокойство, сказал вкрадчиво: — Не пожар! — Но, опять с любопытством взглянув на Пушкина, добавил: — Однако и медлить не след...
Какая буря разразилась после его отъезда! Сергей Львович хватался за голову, верный камердинер Никита Тимофеевич поддерживал его под локоток. Надежде Осиповне даже сделалось дурно — горничная подносила нюхательную соль.
— Я говорил! Я предупреждал! — восклицал Сергей Львович. Гербовая бумага всё ещё дрожала в его руке. — И вот — дошло до полиции. Всему уезду известно. Позор гербу Пушкиных!
Надежда Осиповна очнулась, и во взгляде её блестящих глаз, обращённых на сына, был то ли нервический страх, то ли горький упрёк.
Пушкину хотелось выбежать из дома, вскочить на лошадь и ускакать. Руки он всё ещё держал скрещёнными на груди. Толстые его губы будто напряглись и раздулись.
Как всегда в критических случаях, послали в Тригорское за Прасковьей Александровной.
Сергей Львович не мог успокоиться.
— Я миролюбивый человек, — говорил, обращаясь к стенам, к людям, к небесам. — Моё сердце открыто всем — и вот награда! Моя репутация замарана, моё положение сомнительно — я принуждён избегать общества!
— Вы — избегать общества? — Безнравственный сын не удержался от иронии.
— Да! Мне больно говорить, но да, да! — Он перевёл дыхание. — Здесь, среди деревенских занятий, я нашёл счастье. Теперь я лишён покоя! Но разве когда-либо имел я покой? Все мои мысли направлены были на счастье моих детей... Если дети благополучны, я сам счастлив даже в этой бедной хижине!
Пушкина взорвало.
— Вы! — закричал он. — Вы обрекали меня всегда, всегда на полную нищету! Вы, вы, мой отец, сколько стыда и горечи довелось мне испить...
— Не забывайтесь, сударь, вы говорите с отцом! — Голос Сергея Львовича сделался совсем тонким. — Я прозорлив, это... le dernier jour d’un condamue!
Слова Сергея Львовича вызвали гневные возгласы Пушкина, но совсем потрясли нежную Надежду Осиповну. Она заплакала.
— Ты попадёшь в крепость. Да, с твоим характером, с твоими взглядами — Боже, что же делать, я поняла: ты попадёшь в крепость. Que deviendrais — je, situes a la forteresse?
Между тем Лёвушка принял решение:
— Мы вместе поедем в Псков!..
— Нет! — вскричал Сергей Львович. — Нет, только не это! Ты должен понять: молодому человеку, который начинает служить, нехорошо появляться в обществе... ссыльного. Да, да! Мне больно так говорить, но ты не поедешь, Лев!..