Читать «Морган ускользает» онлайн - страница 59

Энн Тайлер

Так все и шло, потихоньку да полегоньку. Подобные штуки мало-помалу берут человека измором.

5

Девочка изменила их жизнь до неузнаваемости. Можно было подумать, что существо столь малое просто заполнит в ней пару свободных ниш, а дальше все пойдет как прежде, – ничего подобного. С самого начала она словно поглощала родителей. Даже в младенчестве Гина была напористо общительной, шумной, полной энтузиазма, вечно бодрствующей, задремывала она редко и все время пыталась встать на ноги. На ночь они укладывали ее ничком, и голова ее немедля приподнималась, шатко покачиваясь, а глаза распахивались так широко, что лоб становился будто гофрированным. Ей нравилось, когда с ней разговаривали, когда ей пели, подбрасывали ее в воздух. А подросши, она влюбилась в волка из «Красной Шапочки», пришлось отдать эту куклу ей. И если она вообще спала, то с прижатым к щеке волком, сонно покручивая его красный войлочный язык. Тот периодически отваливался, и тогда Гина приходила в совершенное отчаяние – плакала, цеплялась за Эмили, пока она не пришивала язык обратно. А еще девочка не любила отпускать родителей от себя. Жившая по другую сторону их лестничной площадки Ханна Майлз всегда была рада посидеть с ней, но каждый раз, как Эмили и Леон собирались куда-нибудь уйти, Гина плакала так, точно у нее сердце разрывалось, и Эмили приходилось оставаться. Если же Леон упорствовал, она все-таки шла с ним, но мысленно была с Гиной и, пока они сидели в кино или где-то еще, беспокойно ерзала, застегивая и расстегивая плащ и не слыша ни слова. В итоге Леон начинал сердиться, они ссорились, затея с выходом из дому шла насмарку, а затем, возвращаясь домой, видели и не думавшую спать Гину, которая, улыбаясь, разглядывала с Ханной книжки – в одиннадцать, а то и в двенадцать ночи – и возвращения родителей словно не замечала.

Конечно, Эмили с Леоном никогда не задавались вопросом, стоит ли она таких усилий. Вокруг Гины вращалась вся их жизнь. Они могли бесконечно восхищаться ее маленьким, холодным носиком, пухлыми, в складках пальчиками или совершенной формы губами. Когда же девочка наконец засыпала, квартира делалась без ее неистовой живости как будто необитаемой. Эмили слонялась по комнатам, не зная, чем себя занять, хотя весь день ей хотелось сделать столь многое, а возможности хотя бы начать не было. Она только диву давалась, как им удалось породить подобное дитя. Сама Эмили всегда была такой тихой, готовой всем угодить; в Леоне ощущалась пылкость Гины, но не было ее веселого добродушия. Откуда оно взялось? Эльфы ее подменили, что ли? Она явилась на свет с качествами, которыми ее родители не обладали. Это дитя гномов, не их.

Он стоял в двери прачечной – шляпа опущена почти на глаза – и, когда они проходили мимо, отступал в темноту. Временами шляпа была остроконечной, временами плоской, временами широкополой. Иногда он выглядел постаревшим, ослабшим, словно распадавшимся, как это бывает с некоторыми людьми; однажды они увидели на нем очки в золотой оправе, а потом он так коротко подстриг бороду, что казалось, словно просто забыл побриться. И вдруг вернулся чудотворно помолодевшим, без очков, с пышной бородой. Случалось, что он утрачивал сходство с гномом и обращался в носатого, видного собой господина в костюме настолько аккуратном, что можно было подумать, будто кто-то его специально приодел. Иной раз он появлялся на кукольных представлениях и вовсе не выглядел там неуместно. Походка его, которую они узнали бы мгновенно, словно принадлежала человеку более молодому – бесшабашная, стремительная поступь, почти пробежка, ноги приподнимаются, сгибаясь в коленях, и опускаются на подушечки ступней. А как-то они увидели, что он медленно, со смиренной осторожностью пожившего человека выступает из магазина поношенной одежды; волосы он в то время отпустил до неуместной длины, беспорядочные, растрепанные, они жалостно свисали ниже воротника. В Рождество Леон вроде бы заметил его на спектакле аж под самым Вашингтоном; впрочем, сказал Леон, это мог быть и кто-то всего лишь похожий на него. Однако немного позже Леон признался, что думать, будто это не он, было глупо (в конце концов, он где только не возникал) – невозможно даже вообразить, что в каком угодно месте и в какое угодно время может обнаружиться человек, хотя бы отдаленно похожий на Моргана.