Читать «Морган ускользает» онлайн - страница 12

Энн Тайлер

Лицо его опять озарилось искренним восхищением, с каким он слушал в «скорой» рассказ о детской кроватке.

Тут медицинская сестра приподняла накрывавшую Эмили простыню, увидела пропитанные кровью газеты, фыркнула и побежала рядом с носилками, которые уже катили по коридору. Другая сестра взяла Леона за локоть и повела к сидевшей в стеклянном закутке машинистке. Все пришло в движение – гладкое, расторопное, сопровождавшееся быстрым перестуком. Доктор остался один.

Собственно говоря, про него на время забыли. Когда же Леон и Эмили вспомнили о нем, найти его не удалось. Он словно растворился в воздухе. «Он ничего не просил передать?» – поинтересовался Леон у медсестры. Та не поняла, о ком речь. Из родильного отделения вызвали другого врача, акушера. Он сказал, что роды прошли хорошо, ребенок здоров. С учетом всех обстоятельств, сказал он, Эмили следует испытывать благодарность. «Да, – ответил ему Леон, – благодарность к доктору Моргану. Кроме прочего, он даже стоимость своих услуг не назвал». Однако здешний врач никогда не слышал о докторе Моргане. И в телефонном справочнике тот не значился. Он словно и не существовал.

Позже (всего несколько недель спустя, когда воспоминания о родах потускнели и обоим стало казаться, что дочь была с ними всегда) они почти готовы были поверить, что этот человек им привиделся – что это их воображение в минуту нужды нарисовало его. Красная шапочка с помпоном, говорила Эмили, наводила ее на мысль о гноме. Он и вправду мог быть персонажем сказки, так она говорила, – эльфом, троллем, гоблином, которые находят детей под капустой, отдают в руки приемных матерей и исчезают.

1968

1

Наверное, его можно было назвать человеком, который разваливается на куски. Не исключено, впрочем, что он и на свет появился кусками, не пройдя положенной сборки. Различные части его тела плохо состыковывались одна с другой. Тощие волосатые конечности соединялись слишком крупными суставами; заросшая черной бородой челюсть подвешена была неуклюже, как у Щелкунчика. Да и различные части жизни Моргана протекали словно по отдельности. Жена почти никого из его друзей не знала. Дети ни разу не бывали у него на работе: их мать говорила, что он работает в небезопасном районе. Увлечение прошлого месяца (перетяжка струн на выкупленном в ломбарде банджо с намерением стать затем, и это в сорок два года, музыкантом) не имело ничего общего с увлечением нынешнего: теперь он писал научнофантастический роман, которому полагалось обогатить его и прославить. В романе рассказывалось о гибели Земли. Все эти появившиеся недавно летающие тарелки, утверждалось в романе, принадлежат существам, которые точно знают, что через полтора года наше Солнце выгорит и погаснет. Над Землей они снуют не просто так, развлечения ради, но чтобы выяснить, какое оборудование понадобится, чтобы переместить нас всем скопом на другую планету, в гораздо более устойчивую солнечную систему. Первую главу он написал, однако начальное предложение второй ну никак ему не давалось.

Или посмотрите на его дом: высокое кирпичное здание в колониальном стиле в северной части Балтимора. Даже в то раннее январское утро, когда от солнца остался лишь розоватый тон в непроницаемо белом небе, было ясно, что дом Моргана расшатан и раздроблен. Мраморные ступеньки крыльца стерлись по краям, точно старый обмылок; в окнах первого этажа видны были толстые кружевные шторы, однако на втором, где спали дочери Моргана, шторы были сшиты из фрагментов американского флага, а на третьем, где спала его мать, – снова кружева, за которыми смутно просвечивали свисающие ветви папоротников. Заглянув же внутрь дома, вы обнаружили бы частицы неродственных миров родственных людей: школьные рюкзачки дочерей, наваленные в холле под батареей отопления, которая служила также полочкой для почты, вешалкой для свитеров и тумбочкой для записок; на кофейном столике гостиной громоздилась скрепленная резинкой башенка из брошюр «Лиги избирательниц», где состояла жена Моргана; у холодного кирпичного камина спала, подергивая лапами, потому что ей снились кролики, старенькая одышливая собака его матери, а под софой покоилась доска для криббеджа (об этом никто не знал, доска уже не одну неделю считалась потерянной). Имелся также наполовину собранный паззл – вид альпийской деревни по весне, – за которым коротала долгие и мрачные стародевичьи дни его сестра Бриндл. Церковную колокольню она сложила, прямоугольную ограду ее – тоже, и целый горный хребет в лавандовых и лиловых тенях, но с небом ей было не сладить, это уж точно. Она никогда не справится с пустой, неизменчивой синью, которая соединяла все со всем.