Читать «Я дрался за Украину» онлайн - страница 63

— Из Польши.

— А писать ты умеешь? У нас ведь все на конспектах.

Дал мне газету, я прочитал, написал пару слов, что он мне продиктовал. Посмотрел: «Хорошо, пойдешь!» А я уже трактор знал, мне это было легко. Стал я учиться, и так пошло, что меня назначили «звеньевым» в классе — теорию учим все вместе, а на практику мне дают пятнадцать человек, и я уже иду, рассказываю: «Там молотильный аппарат, там косильный агрегат, это блок цилиндров». В 1946 году на жнива нам устроили выпускной, а отец приехал ко мне и говорит: «Бежим, тут беда! Люди пухнут с голоду!» Отец как-то договорился, они с нашими односельчанами поехали поездом на Луцк, а мне оставили дядину и нашу корову, и со мной еще двое людей шло. Отец сказал: «У нас на Западе другие коровы, а здесь они лучше и дешевле». И мы пешком пригнали этих коров из-под Одессы в Луцк! Шли где-то две недели, и коров гнали. Сначала шли километров по пятьдесят за день — день был длинный. А потом коровы стали подбиваться, а мы еще и дороги не знали, поэтому шли вдоль железной дороги. Пройдем, вечером коров попасем, зайдем к стрелочникам, переночуем. Шли на Винницу, потом на Шепетовку, на Здолбунов. В населенные пункты почти не заходили, чтобы нас не вернули обратно, потому что в одном месте милиция нас хотела вернуть, но мы убежали.

Пришли мы сюда в Луцк, отец пошел к своему шурину — брату мачехи. Он женился и жил с женой недалеко отсюда, в Рожищенском районе есть село Копачевка — шестнадцать километров от Луцка. И мы в этом селе с отцом ходили, зарабатывали на жизнь — делали людям столярку. Были же голые и босые, ни копейки, ничего! Вот только корову имели — это было спасение. Поэтому ходили зарабатывали — то масла, то картошки, то еще чего-нибудь. Поселились мы у одного человека, звали его Антон Максимьюк. Их выселили сюда еще в 1939 году — когда советы пришли, то от границы всех людей отселили сюда. А потом они заняли брошенную польскую хату. У них в хате устроили схрон, но я об этом не знал. Где-то через месяц как-то захожу в клуню, вижу — хлопцы моются, три человека. Я сразу все понял, закрыл скорее дверь, а тут хозяин идет, говорит: «Что такое?» Я говорю: «Да неудобно получилось, там хлопцы моются!» И на этом все. Никто ничего мне не говорил. Проходит где-то неделя, хозяин говорит: «Иди там, с хлопцами поговори». Я пошел — почему бы не пойти, я хотел их увидеть.

У Максимьюка зять работал сапожником, звали его Григорий, но его называли Гжесько — на польский манер. И он делал хлопцам шапки. Говорит: «Лезь на чердак». Я полез, вижу — там четверо, смеются. Я говорю: