Читать «Я дрался за Украину» онлайн - страница 136

А.И. — Как Вас встретили в лагере? Возникали конфликты между заключенными?

Н.Ч. — Нет, у нас было спокойно — ни драк, ни поножовщины.

А.И. — Уголовники и политические сидели раздельно?

Н.Ч. — Все вместе. И в лагере всякая нация была — и евреи, и узбеки, и татары, и кто хочешь. У нас бригадир работал москвич, молодой — хороший парень. Я с ним сразу познакомился, потом дружили.

А.И. — Как кормили в лагере?

Н.Ч. — Как сказать… Баланда. Но платили два раза в месяц по сто рублей — аванс и получка. Заплатили тебе деньги, ты хлеборезу двадцать пять рублей даешь, повару — двадцать пять рублей, и бригадиру — двадцать пять, потому что он тебя может на отдых направить или поставит на хорошую работу. Например, скажет: «Возьми, Коля, ведро и пойди возле домов гвозди пособирай». Это же легкая работа. И двадцать пять рублей себе оставлял — папирос куплю, туда, сюда. Пойдешь на кухню с котелочком — уже тебе повар баланды нальет погуще, хлеборез больше хлеба отрежет, кусок сахара отрубит побольше. А потом в бараке в углу поставили полную бочку соленой рыбы, трески — ешь сколько хочешь. Когда идешь на работу, то возьмешь себе рыбину, замочишь ее, а вечером приходишь, поджаришь и поешь. Так как у меня срок был маленький, то я работал на отдельной точке, строили офицерские домики. На отдельную точку идешь — с собой дают паек. А кто в рабочей зоне работал, тем обед варили.

Конвой тоже был неплохой. Солдат на вышке стоит — подходишь к проволоке, так он не стреляет, а кричит: «Не иди, а то буду стрелять!»

Я был пацан молодой, а девушки ходили, смотрели на нас. Как-то одна девочка подходит, бросила мне записочку через проволоку. Я взял, прочитал, говорю ей: «Завтра придешь, я напишу, тебе перекину». Пишет: «Я у отца одна, с 1939 года рождения. Отец — начальник автоколонны. Мать — учительница. Приходи ко мне, когда тебе будет срок освобождаться. Напиши, какого числа будешь освобождаться». Совсем молодая — четырнадцать лет, но уже прилично выглядела, такая жопастая. На второй день вижу — опять ходит возле проволоки. Я ей написал: «Когда буду освобождаться, не знаю. Как буду знать, тебе передам».

Когда Сталин умер, я попал под амнистию. У меня мысль была одна — домой. Когда я освобождался, то приехал отец этой девушки, мать и она. И хотели, чтобы я шел к ним. Я сказал, что сначала поеду домой. У нас же еще одна беда случилась — мою мать в 1952 году тоже посадили. Мама работала звеньевой в колхозе, их звено было призовое, и им за хорошую работу дали премиальный сахар. Сказали сахар раздать на все звено, а его кто-то украл. Сказали, что это моя мама утаила сахар, и ее осудили на два года. Но когда я приехал в село, то мама уже была дома — около года отсидела и тоже попала под амнистию.