Читать «Стален» онлайн - страница 155

Глава 33,

в которой говорится о горящем «Рояле», значениях слова shagger и черных риелторах

Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, я обнаружил рядом с собой голую бабу в замшевых сапогах до колен. Она лежала ничком, громко храпя и широко раскинув ноги. Ее позвоночник тонул в глубокой ложбине, которая начиналась между лопатками, спускалась вниз и делила пышную задницу надвое. Вдруг перевернувшись на спину, она явила взору огромные груди и просторный лобок, покрытый слипшимися от пота и спермы волосами. Из складки на животе торчало серебряное кольцо, выдававшее местонахождения пупка. Пахло от нее умопомрачительно – потом, чесноком, нафталином и перегаром.

Как звали эту бабу в замшевых сапогах, я не знал.

Не знал, кто хозяин квартиры, в которой я проснулся, когда и куда мне сегодня идти, чтобы заработать или занять денег, и что будет завтра.

Сейчас же мне надо было опохмелиться и привести себя в порядок.

На столе в кухне теснились пустые бутылки из-под водки, в холодильнике стояла непочатая литровая емкость «Рояля».

Кто знает, какой в ней спирт – гидролизный или пиролизный.

Обычно мы с Булгариным проверяли пригодность «Рояля», поджигая его: если спирт вспыхивал синим пламенем, пили смело, если зеленым, пили только бессмертные.

Но я воспользовался другим способом проверки спирта на пригодность.

В стенном шкафчике нашелся пузырек с марганцовкой.

Я открыл бутылку, бросил в нее несколько кристалликов.

Если в бутылке метанол, появятся пузырьки газа. Но пузырьков не было.

Принюхался – пахло уксусом. Значит, этанол.

Налил полстакана, добавил воды, разогнав скопившихся в раковине тараканов, выпил залпом, вылизал тарелку, на которой вечером лежала селедка с луком, рыгнул, передернулся, закурил, сел на пол, закрыл глаза.

Разбудил меня пейджер. Сообщение гласило: «Сегодня в четыре будут деньги».

Ни имени, ни адреса, ни номера телефона.

Попытался вспомнить, кому отдавал в последнее время тексты.

Толстые журналы отпадали – сотрудники их не пользовались пейджинговой связью. Оставались четыре или пять ежедневных газет и три еженедельника, с которыми я чаще всего сотрудничал. Значит, придется звонить по семи-восьми адресам, чтобы понять, куда идти.

Открыл бумажник – на метро хватало.

Прислушался: кто-то принимал душ.

Оделся, проверил портфель – бумаги на месте – и, схватив с вешалки куртку, выскочил из квартиры.

Прохожие подсказали, как добраться до ближайшей станции метро – ею оказалась «Бабушкинская», у черта на куличках, – и побежал по тротуару, шлепая рваными ботинками по московской зимней слякоти…

После смерти Ириски я воистину уподобился человеку безрассудному.

Вскоре после Нового года мне удалось задешево снять комнату рядом с редакцией – в Кривоколенном переулке.

Хозяйка запущенной квартиры откликалась на имя Эмма Иосифовна, называла себя оперной певицей, дома носила туфли на высоких каблуках и шляпку с широкими полями и перьями, беспрестанно смолила дешевые сигареты и обожала Бальзака, которого читала в подлиннике, а по вечерам напивалась и с надрывом исполняла арию Княгини из «Русалки» или Марфы из «Хованщины»…