Читать «Стален» онлайн - страница 102

В центре внимания была Марианна. Облаченная в роскошное бордовое платье с золотыми вставками, в шляпке-таблетке, с муфтой, с сигаретой в мундштуке, она встречала у входа в зал гостей, которые, вежливо улыбнувшись Василисе – она была в пиджаке и прямой юбке – и колонноподобной Лиле, сверху донизу украшенной мелкими рюшами, хлопали по плечу Виктора Львовича, который поминутно поправлял узел своего взрослого галстука, и направлялись к столам.

Фрина с особой остротой чувствовала и дурманящий аромат пышной елки в углу зала, и запах парадных маршальских мундиров, сшитых из кастора цвета морской волны, и душное дыхание дамских мехов, и глаза ее блестели от слитного сияния золотых звезд, драгоценностей, лаковых лысин, хрусталя, форменных пуговиц, и сердце замирало, когда она ловила на себе внимательные взгляды этих мужчин, воплощавших аморальную мощь эпохи, нечеловеческую власть и еще недавно посылавших на смерть миллионы…

Эти запахи, этот свет, эти токи неощутимо проникали в ее душу, пленяя и меняя ее, и к концу этого праздника преображения и освобождения ей даже показалось, что все левое в ней стало правым, а правое – левым.

Между танцами и тостами Топоров познакомил ее с молодым мужчиной, у которого были грубоватые, резкие черты лица и глаза разного цвета.

Лев Дмитриевич свободно владел немецким и худо-бедно французским, но французский Пабло был еще хуже.

Узнав, что она пытается переводить «Амадиса Гальского», испанец расхохотался: «Это все равно что в гуще битвы шлифовать сонет о любви!»

Топоров и товарищ Пабло обсуждали борьбу басков с франкистским режимом, Фрина переводила, а потом испанец пригласил ее на танец, назвав именем возлюбленной Амадиса Гальского – Орианы.

Роман Дона Амадиса и Орианы длился почти полгода.

Он был нежным и страстным, но любовь к родине была для него важнее любви к женщине. Пабло говорил об отсталых странах, практикующих отсталые виды зла, и странах, в которых культура зла поднялась на небывалую высоту, превратившись в бесплодную культуру терпимости; о том, что в революционной борьбе духовные стремления часто так же ужасны, как и животные порывы; о России, которая впервые в своей истории благодаря Ленину и большевикам стала Домом Мирового Духа; о людях, которых порождает любовь, но растят смертные грехи…

Фрина переводила для него Франкла – Дон Амадис выписывал в свою тетрадь: «В отличие от животных, инстинкты не диктуют человеку, что ему нужно. И в отличие от человека вчерашнего дня, традиции не диктуют сегодняшнему человеку, что ему должно. Не зная ни того, что ему нужно, ни того, что он должен, человек, похоже, утратил ясное представление о том, чего же он хочет. В итоге он либо хочет того же, чего и другие (конформизм), либо делает то, что другие хотят от него (тоталитаризм)».

– Франкл, несомненно, говорит о поиске смысла в обезбоженном мире, но при этом не упоминает Бога…

– Франкл – не Достоевский, – сказал Дон Амадис.

– Похоже, Достоевского ты недолюбливаешь…