Читать «Поклонение волхвов» онлайн - страница 472

– Я… соскучился по тебе.

Они снова стояли, обнявшись. Николай Кириллович хотел еще спросить насчет Жанны, но Гога потянул его за руку:

– Ладно, пошли, еще наболтаемся. Я тебе несколько таких танцевальных номеров покажу, обалдеешь…

Лестница еще немного погудела от шагов и стихла.

* * *

В это время в зале Николай Кириллович медленно опустил палочку и повернулся к публике. Наконец кто-то пришел в себя, вскочил и бешено захлопал. Мгновенно поднялся весь зал, зашумел и… тут же снова стих.

Николай Кириллович, не успев поклониться, стал падать. И обмяк на руках подхватившего его Рината.

Как потом уверял Ринат, на лице Николая Кирилловича была удивительная улыбка. Это было странно от Рината слышать, он не был склонен к патетике. Впрочем, и другие оркестранты тоже успели ее заметить.

* * *

Ленинград, 6 января 1990 года

Через семнадцать лет после этих событий несколько музыкантов собрались на Владимирском, у гостеприимных Рогнеды и Юлиана.

Днем был концерт памяти Николая Триярского, которому должно было бы исполниться шестьдесят. После концерта стояли в фойе, Зильбер-Караваева предложила продолжить у них, Юлиан закивал. Поднявшись из темноватой станции, купили сладкое и шматок сулугуни; выпивка, говорила Неда, скосив глаза на американского гостя, в доме есть.

Американским гостем был бывший питерский композитор Фред Яблоков (некоторые, особенно молодежь, о таком даже не слышали). В Штатах Яблоков стал, хотя и далеко не сразу, довольно известным музыковедом. Последние лет десять преподавал в псевдоготическом теремке в Йеле и считался специалистом по русской авангардной музыке шестидесятых, особенно по творчеству Николая Триярского. Как успела кое-кому сообщить Неда, этому научному интересу способствовало то, что Яблоков был женат на вдове Триярского. В конце семидесятых она эмигрировала с детьми в Штаты и поселилась в Нью-Йорке. На одной вечеринке Яблоков, после очередного развода, заметил немногословную женщину из серии вечных тургеневских девушек; когда узнал, чьей женой была девушка, пригляделся попристальнее.

Этот брак оказался для Яблокова гораздо удачней предыдущих: они прожили вместе целых десять лет и расстались почти друзьями. Яблокову удалось сохранить хорошие отношения с детьми Лизы, а приемную дочь, Варю Триярскую, он даже собирался привезти с собой. Но в последний момент, увы, не получилось.

Гости заполняли комнаты, раскачивались в креслах, располагались вокруг дивана и около елки в блестках. Женщины топтались на кухне, раскладывали на куски черного хлеба шпроты и мастерили прочую закуску. На придвинутом к дивану столе зажглась стеклянным огоньком огромная бутылка «Абсолюта» и какое-то вино с несоветским названием. Юлиан порывался вытащить ликер, привезенный недавно из Польши, но Неда сделала знак: пока не надо.

На диване сидел и рассказывал сам профессор Яблоков. Он только возвратился из Дуркента, куда удалось попасть с немалым трудом, город все еще считался режимным. Фотографировать было не рекомендовано, встретиться со всеми, с кем собирался, не удалось; чувствовал, что за ним «немного следят». Город произвел впечатление серого, настороженного, в магазинах – очереди, европейское население ожидало погромов и складывало чемоданы. В Музтеатре шел ремонт, фойе можно было пересечь только вплавь. В почти пустом зале пахло мышиной отравой и шла опера «Прощай, паранджа!». Американского гостя усадили на первый ряд и предложили остаться до конца. Яблоков, приложив ладонь к груди (сейчас он замечательно изображал это), благодарил и обещал, что обязательно насладится этой их «паранджой» в следующий приезд… но сейчас… (за столом захмыкали и засмеялись).