Читать «Поклонение волхвов» онлайн - страница 421
Сухбат Афлатуни
Еще дальше, в глубине, трое мужчин. Зять старика, бывший вассал старика и еще один бывший его вассал, переодетый и сменивший имя. Рядом со стариком только шут-масхара, стучащий в дойру. Дойра гремит все громче, ритм убыстряется, старик едва поспевает за ним. Все на сцене начинают бить в бубны и дойры, приближается буря, старик перекрикивает грохот:
saaЙук, йиглаётганим йук!
Взвыв, старик замолкает, инструменты перестают греметь. Оглядев пустыми глазами зал, прижимает шута: «Хой, масхара, аклдан озаётибман!» – и неожиданно повторяет это по-русски, уже тише: «Шут мой, я схожу с ума…»
Снова грохот, снова дойры, бубны, наступает буря. Старик, опираясь на шута, уходит. «А-а-а-а!» – глиссандо всех оставшихся на сцене. Мужчины исчезают, дочери, прогнав отца, пускаются в пляс. Оркестровое tutti, разрываемые паузами, всполохи молний, нисходящая хроматика хора.
– Это же Верди, Diesirae… – Жанна сидит рядом, рот полуоткрыт, рука на его колене.
– Идея Садыка, решил еще к шашмакому добавить в двух местах «Реквием», – шепотом отвечает Николай Кириллович.
– Он гений, правда? У меня аж мурашки побежали… А правда, что он переспал уже со всем театром, включая уборщиц?
– Не знаю. Давай лучше смотреть.
– Тоже в этот театр, что ли, устроиться…
Прогон второго акта завершен, зажигается тусклый свет.
В зале довольно много посторонней публики, кто-то аплодирует. Жанна хлопает так, что ладони рябят, выкрикивает: «Браво!» На сцену выбегает Садык в блестящей рубашке, что-то объясняет актерам. Николай Кириллович проходит между рядами, следом идет Жанна, оправляя короткую юбку. Выходят из зала, идут по театру, мимо стендов с фотографиями актеров, работает радио, идут последние новости.
* * *
Наступила осень, пока только по календарю. Днем еще стояло лето, на солнце почти июль, ближе к вечеру начинался август, и только ночью, когда воздух холодел и под простыней становилось зябко, чувствовался сентябрь. Николай Кириллович ходил мрачный, у него появился легкий тик, два раза на репетициях напомнило о себе сердце, приходилось искать нитроглицерин.
Нет, оркестр звучал уже вполне пристойно. Оркестранты не то чтобы полюбили музыку, которую заставлял их исполнять Николай Кириллович, но как-то сжились с ней, а может, и полюбили. Уже не писали на Николая Кирилловича письма, не устраивали «итальянскую забастовку», играя всё на pianissimo, так что он лез на стены, пока не понял, в чем дело. Удалось, наконец, выбить надбавки за сверхурочные репетиции, оркестровая яма ожила, прекратились опоздания и посторонние разговоры. В оркестр было взято трое новых музыкантов, «три Петра», как их тут же назвали. Флейта из Ферганы, скрипка из Ташкента и альт из Новосибирска. Петр Первый, Петр Второй и Петр Третий. Оркестр принял их так, как и принято принимать чужаков: продемонстрированы были и прищуры, и кислые улыбки, и покровительственные интонации. Но после нескольких репетиций это исчезло. «Три Петра» показали класс, и вообще были общительными, кроме ферганского Петра, который заикался и потому говорил мало, стесняясь своего дефекта. Оркестр потянулся за «Петрами» и зазвучал лучше… Нет, конечно, не так, как нужно. Далеко не так, как нужно!
