Читать «Поклонение волхвов» онлайн - страница 400
Сухбат Афлатуни
– У Аполлония Степановича какие-то срочные дела…
– Я, наверное, пойду. – Николай Кириллович отделяется от стены.
– А чай? – Люся под аккомпанемент дойры разливает чай. – Ты еще торта не видел! Ринатик, покажи ему торт!
Ринат делает руками вращательное движение и устремляется на кухню.
– В другой раз. – Николай Кириллович пытается остановить его, но Ринат уже хлопает где-то холодильником: «До-ре-милости просим!»
– Второго такого торта в жизни уже не будет! – говорит Люся. – Так, чай я тебе уже налила…
В дверь звонят.
– Вот и ножик явился!
Люся исчезает в коридоре.
– Может, Аполлоний?..
– Звонок не его, – наклоняет голову Рудольф Карлович.
Слышен голос Люси, упрашивающий кого-то зайти:
– Как раз сейчас торт будем есть!
Второй голос не слышен.
Появляется Люся:
– Николя, пришел Русланчик, просит тебя выйти. Скажи ему, чтобы зашел и поел с нами торт! Мы его так не отпустим…
Николай Кириллович уже в коридоре.
На пороге мнется Руслан:
– Не волнуйтесь, я снова ушел из дома…
– Что случилось?
– Там, это, церковь сносят. Я сейчас снова туда. По кладбищу этих, нищих вылавливают, а около церкви уже эти… Давлат сказал, чтобы я не ехал, но я все равно поеду. Вы же поедете туда?
Николай Кириллович смотрит на часы. Половина десятого.
– Николя, веди его сюда! – доносится голос Люси. – Мне здесь не верят, что это вундеркинд!
Руслан вопросительно смотрит.
– Поехали! – говорит Николай Кириллович.
* * *
«Боинг» садится тяжело, над Тель-Авивом дует ветер, самолет болтает. Море блеснуло и исчезло, снова наплыла серость, самолет тряхнуло.
Илик отклонился от иллюминатора, голова почти упала обратно на спинку. Начинает повторять молитву: Отче наш, Иже еси на небесех… Неужели «еси» вот на этих, мутных, буйных, в которых сейчас их болтает? Нет, не на этих. Другое небо. Небо над небом, где-то прочел: бескрайний свет. Да святится Имя Твое… Илик набирает воздуха и крестится.
Отец Эндрю приоткрывает глаза:
– Еще не сели?
Илик мотает головой.
– Не волнуйтесь. – Ладонь отца Эндрю ложится на джинсовое колено Илика. – У Господа даже птицы малые сочтены…
«Птицы малые». Не очень утешительно, отче. Люди, птицы. С космической точки зрения и те и другие – даже не кусочки протоплазмы, а молекулы. Атомы. Одна надежда, что у Господа другой взгляд на человека. В том числе и на него, раба Божия Илью Фейнберга.
Нательный крестик сбился куда-то на холодное, мокрое плечо. Они летят на богословский конгресс. Точнее, летит отец Эндрю, а Илик его как бы сопровождает.
Снова припадает к иллюминатору. Деловито шевелятся закрылки, серости уже нет, внизу скользит, увеличиваясь, Святая земля.
«Под крылом самолета о чем-то поет…» – неожиданно мычит Илик.
* * *
Какая уж тут тайга… Аэропорт пышет жаром, самолетный озноб тут же проходит, накатывает сон, слабость, рубашка расцветает темными пятнами. В Нью-Йорке, правда, тоже было жарко.