Читать «Поклонение волхвов» онлайн - страница 380

У режиссера была внешность восточного Пьеро и энергия небольшого атомного реактора. Через три дня он уже всех убедил. Поддержал его и Синий Дурбек, который тут же назвал себя тайным поклонником Шекспира. Почему тайным, осталось непонятным; главное, что Шекспиру и эксперименту был дан зеленый свет. Так в Драмтеатр оказался втянут Давлат, специалист по шашмакому и дуркентской музыке.

Давлат просиживал в Драмтеатре, куря и обсуждая с Садыком – так звали режиссера – детали музоформления. К середине апреля появились ноты.

И тут возникли сомнения. Шекспировский стих, даже в узбекском переводе, не желал ложиться на ритм шашмакома. Давлат предлагал слегка переделать текст, но против этого восстали аксакалы. Тут даже термоядерной энергии Садыка не хватило, пришлось отступить и занять почтительную оборону. Садыку к тому же самому не нравились варианты переделки Шекспира, которые предлагал Давлат; Садык хмурился и прятал лицо в ладонь. Давлат попытался подправить мелодию; Садык слушал и прятал лицо уже в две ладони и нервно качал ногой. Кто-то, чуть ли не сам директор, предложил призвать на помощь Рудольфа Карловича. Давлат тут же схватил ноты и заявил, что лучше их сожжет, чем позволит из них делать «Прощай, паранджу!».

Через день перед колоннами Музтеатра остановилась машина. Вышел Садык и, слегка покачиваясь на высоких каблуках, прошел внутрь. Посидел минут пятнадцать в зале, наблюдая, как Николай Кириллович репетирует первую часть своей симфонии, стучит палочкой и что-то объясняет срывающимся голосом. И так же спокойно, под вытянувшиеся лица музтеатровцев, вышел. Этот визит обсуждался в Музтеатре так же бурно, как и прошедший в тот же день матч «Дуркора» с душанбинским «Динамо». До этого никто из Драмтеатра по своей воле в Музтеатр не приходил.

Так к «Лиру» был привлечен Николай Кириллович; ради этого Садык целый час проторчал у директора Драмтеатра, а потом вместе с ним звонил за благословением Синему Дурбеку.

Николай Кириллович долго отказывался, ссылаясь на занятость и на незнание шашмакома. Потом посмотрел в скорбные глаза Давлата и согласился.

Началась тяжелая и интересная работа. Вечером к нему приходил Давлат, приносил в авоське дары от дяди – тандырную лепешку и домашнего кефира – катыка, который они перекрестили в ХТК. Касым-бобо передавал Николаю Кирилловичу большие приветы и приглашение прийти, посидеть на айване и поговорить о жизни.

Так проходили эти домашние лекции о шашмакоме. От ХТК переходили к чаю; Николай Кириллович слушал о двенадцати ладахмакомах, об ушшак, хусейни, раст… Некоторые вещи он помнил с Ташкента; читался в консерватории такой предмет – «узбекская музыка», они что-то выстукивали на партах. Теперь он слушал Давлата с открытым ртом, а Давлат ходил от холодильника к окну, садился и начинал напевать. Водил несколько раз Николая Кирилловича к местным исполнителям шашмакома. Один жил, точнее, доживал свое в Бешсарайке, сидел на курпаче под клеткой с беданой. Потом запел. У Николая Кирилловича поползли мурашки. Возвращались молча, чтобы не рассеять разговором то, что услышали. Николай Кириллович стал делать первые записи. Главное, как можно больше сохранить материал, не резать по живому.