Читать «Поклонение волхвов» онлайн - страница 268
Сухбат Афлатуни
Из-за холма показывается крепость, несколько башен над туманом.
Возле ворот сидят два старика. Один – помоложе, если это слово применимо к старости. Другой – совсем ветхий, черный, сухой.
«На чем мы остановились, Курпа?»
«На том, что вы, учитель, стали ждать макамат
* * *
Отец Кирилл вынырнул из подушки. Она была сырой; в темноте шумел дождь.
Этот случай часто снился ему. Так часто, что он уже не знал, где сон, а что и вправду с ним случилось. С ним и Машкой, по пути из Ташкента в Петроград, февраль 1917 года.
Он ночует у Такеды. До полночи пили чай и слушали дождь.
Ему постелили в той же комнате, где он когда-то жил. Все было как тогда. Те же книги, та же пыль на книгах. Такеда любил домашнюю пыль и не разрешал часто ее тревожить. А татами недавно поменяли, пахло псиной.
И еще висела картина, эскиз отца Кирилла, который подарил Такеде до своей встречи с владыкой, а потом, когда все сжигал, Такеда ему не вернул, несмотря на просьбы.
Отец Кирилл сидел на футоне и глядел на прозрачную вермишель, плававшую в окне.
Ему тридцать девять лет.
«Якимо… Якимо…» – запел вдали торговец сладким картофелем, толкая в темноте тележку.
Дверь отодвинулась, вошло привидение в простыне:
– Папа, там кто-то поет страшно…
– Это торговец. Помнишь, я тебе покупал якимо? Снаружи красное, внутри желтое.
Машка плюхнулась на футон и уткнулась в его голую спину холодным носом:
– А почему он ночью поет?
– Обычай такой.
Машка по-кошачьи развалилась и заняла собой все пространство на футоне. Отец Кирилл пристроился рядом и стал глядеть в потолок.
* * *
Они уже два месяца в Токио.
Отец Кирилл служил в соборе, преподавал в школе, в семинарии, занимался бумагами. Свободного времени было мало, одно воскресенье выбрались с Машкой после службы в парк Уэно погулять, погуляли, купил ей сладостей-окащи и куклу. Маша с интересом ела. Уже не прятала в карман – достижение. А то первые дни ходила как кенгуру с оттопыренными карманами, угощали ее непрерывно, баловали. «Каваи, каваи!», а она всё в карман; приходилось краснеть. А каштанов, понятно, еще не было, не поспели. Показал ей место, где встретился с владыкой Николаем. Постояли там. Машка хрустела пакетом со своими окащами. Скоро, дочура, зацветут лотосы. Машка приладилась уже к Японии, язык пока не знает. Куклу стала звать Мутка-сан.
Ему поручили заняться архивом владыки Николая. Наткнулся на его дневник. Читал жадно, иногда выходил, чтобы сполоснуть лицо.
«18 марта 1871 года. Ночь. На барке в четырехстах милях от Хакодате. Тяжело на душе, Боже! Как страстно хочется иногда поговорить с живым человеком, разделить душу – и нет его; с самого рождения моего до сих пор Бог не судил мне иметь друга, единомысленника…» «8 мая 1881 года. В Маэбаси. Вечера половина одиннадцатого час. У Капуямы Иова его шелкоразматыват. работы вчера и сегодня были остановлены (вчера – так как по ошибке вчера меня ждали), чтобы дать возможность христианкам участвовать во встрече. Там, отслуживши литию, тоже сказал небольшое слово, взяв подобие шелков. Червя, как он усердно тянет свою прекрасную нитку. У Фукузава Иоанна – тоже лития; там видели воспитывающихся червей. Вернулись, чтобы приготовиться к Всенощной и отслужить ее…» «7 февраля 1882 года. Воскресенье. Заговенье пред Великим Постом. Нехорошо сказал проповедь в церкви. Бесцветно проведенный день, да и погода была дрянная. Вечером прочитал Достоевского – „Униженные и оскорбленные"».
