Читать «Калёные тропы» онлайн - страница 58

Думая так, он въехал в поселок и сразу заметил происшедшую вокруг перемену. Вон и рощи нет. На месте ее торчат обгорелые пни… Постой, а где колокольня? Колокольни тоже не было…

Он остановил лошадь и осмотрелся. Вокруг лежали занесенные снегом развалины, источавшие горьковатый запах пожарища. Кое-где виднелись уцелевшие белые домики без окон и дверей, с израненными осколками стенами. Кругом было пустынно и тихо. И только вдали, на окраине, сиротливо вился белый дымок.

Озираясь по сторонам, Митька поехал шагом вдоль улицы. Вдруг он вздрогнул и остановился. За полуразрушенным палисадником стоял, широко раскинув руки и уронив на грудь голову, голый, распятый на стене человек.

С внезапно возникшим чувством тревоги Митька погнал лошадь вперед.

Еще издали он увидел знакомую белую мазанку. Он спешился и повел лошадь через лежавшие на земле сорванные с петель ворота. Лошадь всхрапнула, вытянув шею, осторожно простучала копытами по обледеневшим доскам.

Во дворе было пусто. У дверей в мазанку валялось ржавое ведро с выбитым дном. В вырытой снарядом воронке желтела подмерзшая сверку вода. Ветер шевелил обрывком газеты, лежавшим подле скамейки. Митька нагнулся, машинально взял газету и сунул в карман — курить ребятам.

В это время сквозь щелку в дверях на него испуганно смотрел, приоткрыв рот, маленький белокурый парнишка.

Митька привязал лошадь и пошел к дому. Дверь распахнулась.

К нему с диким криком метнулся какой-то вихрастый мальчишка в ватной солдатской фуфайке.

— Митька! — повторял он. — Митька!..

— Алешка!.. — Митька нагнулся, поднял голову брата и заглянул в его светившиеся голодным блеском глаза. — Братишка, а я тебя и не узнал. Какой ты худой да длинный, — обнимая и целуя его, говорил Митька.

— И я тебя, Митька, сразу не узнал.

— А мамка где?

Алешка ткнулся носом в пропахшую конским потом лохматую бурку и заплакал тихо и жалобно.

— Ну, что ты? Ну, что ты, дурачок? А еще шахтер! — торопливо успокаивал его Митька, а у самого в предчувствии непоправимой беды слезы уже слепили глаза. — Ну, не плачь, братишка. Мамка где? Говори!

Алешка поднял на него заплаканное лицо и, чуть шевеля губами, тихо сказал:

— Померла.

— Померла? Родная моя!..

Митька, задохнувшись, провел рукой по лицу. На его смуглых щеках проступил белые пятна.

— Болела? — спросил он дрогнувшим голосом.

— Побили ее. Солдаты. Калмыки у нас стояли, — всхлипывая и дыша открытым ртом, заговорил Алешка. — Они всё до нее приставали. А потом дознались или кто доказал, что вы с батей в буденной армии. Били ее, проклятые. Сапогами… Она сначала все кровью кашляла…

— Давно померла?

— Месяца два… У нас, Митька, кадеты много народу побили. Колькиного отца, учителя Ивана Платоновича, и еще много других шомполами до смерти забили… Дядю Ермашова к стене гвоздями приколотили.

— За что?

— За Аленку. Ее калмыки сильничали. А он на них с ножом… А Аленка утопилась…