Читать «Отречение. Император Николай II и Февральская революция» онлайн - страница 51

Давно покинув политическую сцену, Милюков высказывал подозрения в том, что Николай II преднамеренно нарушил Основные законы Российской империи, дабы иметь возможность вернуть себе престол путем отмены своего юридически ничтожного манифеста об отречении. На эту мысль вождя кадетов навел великий князь Сергей Михайлович, говоривший ему вскоре после переворота, что «все великие князья сразу поняли незаконность акта императора». Позднее Милюков выстроил целую конспирологическую версию. «Если так, – рассуждал он, – то, надо думать, закон о престолонаследии был хорошо известен и венценосцу. Неизбежный вывод отсюда – что, заменяя сына братом, царь понимал, что делал. Он ссылался на свои отеческие чувства – и этим даже растрогал делегатов (Гучкова и Шульгина. – В.В.). Но эти же отеческие чувства руководили царской четой в их намерении сохранить престол для сына в неизменном виде». А в качестве доказательства Милюков приводил фразу из письма императрицы Александры Федоровны Николаю II 3 марта 1917 г. «Я знаю, – говорилось в том письме, – что ты не мог подписать противного тому, в чем ты клялся на своей коронации. Мы в совершенстве знаем друг друга, нам не нужно слов, и, клянусь жизнью, мы увидим тебя снова на твоем престоле, вознесенным обратно твоим народом и войсками во славу твоего царства. Ты спас царство своего сына, и страну, и свою святую чистоту, и [Иуда Рузский] ты будешь коронован самим Богом на этой земле, в своей стране». Эмоциональные суждения и переживания женщины, лишившейся власти и с ужасом наблюдавшей постигшую царское семейство катастрофу, бывший лидер бывшей кадетской партии истолковывал как коварный расчет императорской четы. «И в письмах императрицы, – продолжал он, – имеется место, где царица одобряет решение царя, как способ – не изменить обету, данному при короновании. Сопоставляя все это, нельзя не прийти к выводу, что Николай II здесь хитрил, как он хитрил, давая октябрьский (1905 г. – В.В.) манифест. Пройдут тяжелые дни, потом все успокоится, и тогда можно будет взять данное обещание обратно. Недаром же Распутин обещал сыну благополучное царствование…».

Но, увы, Милюков прошел мимо другого письма императрицы к мужу – от 4 марта 1917 г., где она, отрезанная с семьей от мира и довольствующаяся слухами [о «революции в Германии», об убийстве Вильгельма II и т. п.], комментирует весть об отречении мужа в пользу Михаила Александровича: «Только сегодня утром мы узнали, что все передано М[ише], и Бэби (цесаревич Алексей. – В.В.) теперь в безопасности – какое облегчение!». Эта фраза не оставляет камня на камне от милюковской конспирологии. Александра Федоровна искренне радовалась грядущему, как казалось, воцарению «Михаила Второго», которое могло бы избавить ее «Бэби» от смертельных угроз русской смуты.