Читать «Любимец Израиля. Повести веселеньких лет» онлайн - страница 119

Аркадий Лапидус

Однако ребята решили не унывать. Стащили у неё ключи, сделали вторые ключи и наладили аппаратуру так, что теперь, только она входит в класс, изо всех динамиков раздаётся громовое "Саламат сызба, Каламкас Касыбековна", что ничего крамольного не обозначает, а лишь только "Здравствуйте, Тарантас Драндулетовна!". Потом, только она хочет сказать нам: "Встаньте!", из этих же динамиков звучит её же голос, ревущий то же самое, но, естественно, на казахском языке. Ну, и весь урок в том же духе… А сегодня приходит, надевает наушники, а оттуда слышно, как надсадно тужится кто-то на унитазе, а потом "Блю-блю!.." – воду спускает. Смывает! "Пчи-и!.. А-а! У-у! Блю-блю!.. Пчш-ш!..". Ну явный запор!..

Я нажал на тормоза и слез с велосипеда.

Если вы уже забыли, то напомню, что я еду в Тель-Авив шакалить, что означает просить подаяние. Так вот, остановил меня израильтянин и жестами попросил помочь открутить гайки, чтобы сменить у своего весьма респектабельного лимузина колесо. Мучался я, мучался, подпрыгивая, падал и, когда уже отчаялся, то неожиданно открутил. Сначала одну, потом другую и так далее…

Благодарный израильтянин схватил мою руку и, тряся её, громко и восторженно закричал:

– Ёб твою мать! Ёб твою мать!..

– Пожалуйста! – так же вежливо ответил я на его "Спасибо!" выраженное в пожелании плотской любви моей маме, и мы расстались друзьями.

К сожалению, с Юрой это произошло как-то не очень… Как только я прочёл ему то, что получилось из его школьных рассказов на бумаге, он замолчал и стал меня избегать. Причём, похоже, не от испуга, что кто-то из знакомых прочтёт, а оттого, что подумал, что и сам смог бы выжать из своего красноречия какую-нибудь литературно-финансовую выгоду.

Наивный! Он думал, что литературный талант превратить в деньги – запросто!

Как сейчас помню его последнее бескорыстное откровение. Мы сидели в той же уютной микрокухоньке, пили тот же не густо заваренный чай и говорили о том же центре культуры и творческого просвещения.

– Педагог по сцецдвижению прямо замучил нас кувырками, – говорил Юра и стыдливо, но с похотью смотрел на уже почти опустошённую трёхлитровую банку с малиновым вареньем. – То ли ему удобно это, то ли он ничего больше не знает, но уже полгода, кроме кувырков, мы ничего не делаем. Заскочит в зал этот деятель, "Кивирок! Кивирок!.." – прокричит и снова в коридор, курить и опохмеляться. А мы кувыркаемся… А что ещё делать?.. Но есть у нас Парнобек Мамын Мамынович. Это – отрубень! Чистой воды самородок! Преподаватель музыки! Доцент! Кандидат музыкальных ведотичечных наук!

– Каких?

– Музыкально-ведотичечных! Он так называет себя. Тут главное от слова «поведение». Высший его комплимент и оценка – это когда он говорит:

– Музыкально ты ведёшь себя!..

В первый раз он меня отметил, когда мы с ним знакомились. В тот день я опоздал, но пришёл в костюме с иголочки.

– Заходи, друг, заходи, товарищ! – услышал я неожиданно. – А-а, ты, наверное, долго куришь. Это некрасиво. Здоровью каюк, да и деньги ишаку под хвост. А музыка обогащает человека. И не надо себя насиловать! Надо садиться – садись! Не надо – стой! Зачем будешь себя насиловать?