Читать «Любимец Израиля. Повести веселеньких лет» онлайн - страница 107

Несогласен учёный! Несогласен – и всё! То ли потому, что у меня нет учёной степени и я ему не ровня и не авторитет, то ли ещё почему-то. Кивает головой, а говорит всё то же: "Нет!"

Так мы и расстались – каждый при своём. И вы тоже можете не принимать всё, что я говорю, к сведению. Тем более, что у меня есть ещё одна неординарность – раздвоение личности. Иногда мне кажется, что я – Бог, а Богу – что он – это я!

Но это ничего! Это, говорят, излечимо. Особенно здесь, в Израиле. Две тысячи лет назад уже был прецедент. Да и до этого и после этого – тоже! А вот то, что я наполовину русский, а наполовину еврей, – это беда! А может быть, и мой путь… Потому что, когда моя русская половина разворачивается и выкрикивает цыганское "Э-эх!", еврейская сжимается и стонет на всех языках мира: "О-ох!.."

Адовы муки!

Адовы!..

Письмо пятое

Избранные

Я признаю только две нации и две расы – ЧЕЛОВЕК и дерьмо!

В каждом сидит антисемит, антирусит, антиамериканит, антиазиит, антиафриканит, антиевропит – АНТИЧЕЛОВЕКОВИД!

На эту тему я могу говорить с утра до вечера.

Натерпелся!..

Помню, поехали мы с отцом в Алма-Ату за физиоаппаратурой для его кабинета (мне было лет 7–8, и оставить меня было не с кем). Только собрались обратно, как откуда ни возьмись – главврач. Здоровенный такой мужик! Он по каким-то своим делам был в городе и, зная, что назад будет грузовик, решил им воспользоваться. Всё-таки это лучше, чем ехать в перегруженном общественном транспорте. Для него всякие там со люксы и УВЧ детской забавой были. Он не только в жизни, но и в медицине особенно не задумывался и знал одно – резать! Хирург ещё тот… Из породы коновалов…

Но это я узнал лет через семь. А тогда мне было непонятно, почему этот невесёлый дяденька сам сел в кабину, а мне с отцом предложил или открытый кузов, или на все четыре стороны…

Естественно, что отец выбрал первое. Главврач вполне мог свалить хрупкие аппараты куда попало.

Но и это я тоже узнал нескоро. А тогда минут в пять прямо окоченел. Мороз был под тридцать, и до места, где мы жили, тоже примерно столько же, но уже километров. Вы, конечно, поняли, что дело было зимой, и ветер прибавлял к тридцати ещё градусов десять, если не больше. В общем, замолотил мой смуглый папочка по кабине и стал просить, а после требовать, чтобы дяденька взял меня в кабину.

– Машина больничная, а я главврач! – сказал дяденька. – Не нравится – голосуйте! Ловите попутку!

Но в 1953–54 году – не как сейчас: час можно было простоять, пока какая-нибудь машина или забитый до рекордов Гиннесса маршрутный автобус проедет. К тому же аппаратуру отец выбивал с большой кровью. В самой Алма-Ате того не было, что он выписал для больных бывшей казачьей станицы Талгар.