Читать «Ураган. Последние юнкера» онлайн - страница 172

Виктор Александрович Ларионов

Когда советские цепи значительно приблизились и выскочившая вперед пулеметная тачанка начала строчить по бегущей колонне, паника еще увеличилась Дивизионный адъютант, поручик Бахмурин, наш константиновец, получил пулю в шею и упал с коня.

Традиция Корниловского похода и школа капитана Шперлинга не позволили участвовать в общем бегстве.

«Стой! С передков налево! По пулемету… Прямой наводкой! Двадцать… Гранатой огонь!» Потом 19… 18… 17… Когда разошелся дым разрывов, стрелявшего пулемета не было больше видно… «Какой батареи? Как фамилия?» — услышал я позади себя голос. Это был генерал, начальник группы. — «Шестая Марковская батарея, Ваше Превосходительство». Генералу понравилось, что мы спокойно стреляем, когда кругом бегут.

Отступление к Ельцу стало более планомерным, но продолжалось недолго. С ближайшего гребня мы увидели город Елец в дымке, купола церквей и фабричные трубы. Навстречу нам двигались повернувшие от Ельца нам на помощь Марковские батальоны. Как на параде разворачивались они из походных колонн в цепи. Я обрадовался, когда увидел знакомые английские пушки, коренную кобылу Машку, синий башлык Котика Слонимского, полковника Шперлинга, смешливого худенького Кузьмина, вспоминавшего все прошлые бои батареи не по боевым эпизодам, а по тому, где и что он ел… У него так и осталась училищная кличка Козерог. Козерога все любили, но не пускали стрелять из орудий, и он был несменяемым «ящичным вожатым».

Я поскакал навстречу родной Первой батарее, снимавшейся с передков близ моего орудия. Долго говорить была некогда. Полковник Шперлинг бросил испытующий взгляд на меня и на мою запряжку. Улыбнулся… Нельзя было понять, одобряет ли он или осуждает что-либо.

Красные подтянули новые резервы, подвезли батареи и начали энергичную контратаку. Огонь красных был силен, но что могло быть страшным, когда рядом стоял Первый взвод батареи генерала Маркова? Вокруг рвались гранаты, свистели осколки и шрапнельные стаканы, — было действительно «жарко». Но как хорошо было стоять на зарядном ящике, смотреть вперед в бинокль, спокойно подавать команды и не замечать «ада». Из уважения к бывшему командиру подавать те же команды, что и он, и сознавать, что он, быть может, смотрит сейчас на своего ученика, а ученик не должен ударить в грязь лицом ни за что…

К вечеру марковцы сбили красных по всему фронту и наши гранаты долго провожали сбившиеся, бегущие цепи большевиков, с далеким глухим гулом разрываясь темными букетами на косогорах и далеких гребнях.

К вечеру, когда бой уже затих, из штаба дивизиона приехал Андрей Соломон и сообщил печальную весть: «Плотникова — больше нет»… Сдав свое заклинившееся орудие обозу, он скакал по цепям, ища подвига. Во время общей атаки большевиков, когда дрогнул и начал быстро отходить батальон Партизанского полка, Плотников подскакал на своей Мохнатке к отступающей цепи и, осаживая свою кобылу, закричал офицерам и солдатам: «Слушать мою команду!»… «За мной — вперед!» Очевидно, в его мальчишеском голосе зазвенело что-то сильное и непоколебимое, — что-то, что было сильнее страха смерти, что заставило бегущих, обезумевших от страха людей вдруг остановиться, повернуться, закричать «ура!» и побежать в такую страшную контратаку, не слыша треска оружейной и пулеметной стрельбы…