Читать «Ураган. Последние юнкера» онлайн - страница 104

Свою он отчизну навеки покинул… Ему не вернуться в отеческий дом…

Эти скуластые, смуглые ребята, с монгольским разрезом глаз, были очень симпатичны. По существу, это были природные воины — потомки бойцов орд Чингисхана. В отделении звали их «дикая дивизия», и к этому прозвищу они относились с полным спокойствием.

Учились они посредственно, на занятиях всегда сидели рядом и еще по кадетской привычке подсказывали друг другу в затруднительную минуту. Называли они друг друга не по имени, а по отчеству. Революцию и социализм они категорически не принимали и считали необходимым ликвидировать «бунт» — картечью и шашкой.

Суворовцы и псковичи хорошо учились, и поэтому большой процент их попадал в артиллерийские училища, чего нельзя было сказать о москвичах, из коих многие старались выходить в свои московские военные училища.

Училищная жизнь мне нравилась. Интересные военные лекции, полные практических примеров, привозимых зачастую непосредственно с театра войны, ежедневная езда, вольтижировка, барьеры, рубка, строгая дисциплина — все это заставляло чувствовать себя членом одной большой семьи — российской армии. Мускулы крепли, «гражданское начало» исчезало. Протяжные кавалерийские команды, мелодичный звон шпор, стальной блеск наших трехдюймовок, запах конского пота в манеже и навоза в конюшнях, — все это было своеобразной военной романтикой.

Но улица за окнами училища жила другим… Улица жила революцией, и эта «великая и бескровная» ломилась в двери училища. Большинство наших офицеров были фронтовиками, а некоторые из них и георгиевские кавалерами. Они так же, как и мы, скептически относились к революции, но они умели лучше нас скрывать свои чувства и понимали, что «плетью обуха не перешибешь».

Училищные солдаты часто митинговали, выражая своим офицерам и юнкерам «недоверие». Начальник училища, генерал Бутыркин, должен был оправдываться перед комитетами и доказывать полную революционную лояльность юнкеров.

Но молодые юнкера кипели и возмущались бездействием правительства и стремились к прямому действию против революционного разложения армии и государства.

«Корниловские дни» вызвали у нас, юнкеров, большой подъем. С часу на час мы ждали приказа выступить на поддержку Корнилова, но, конечно, не дождались… Серые будни революции продолжались. Было ясно, что училище доживает последние дни, но автоматически все шло как раньше, по училищной программе.

Вначале сентября мы уехали на учебные стрельбы в Красное Село. Осень была теплая, но дождливая. Было радостно оставить хоть на время Петербург, где общее положение ухудшалось не по дням, а по часам. Да и изучение военного дела на местности, езда не в манеже, а прямо в поле и, наконец, стрельба не на классной доске мелом, а из трехдюймовок шрапнелью и гранатой по щитам на полевом стрельбище, всех нас радовали.

Жили мы в бараках побатарейно, ходили часто по местности в районе Красного Села, практикуясь в съемках. Ежедневно была езда и занятия при орудиях.