Читать «Зеленый луч, 2017 № 01» онлайн - страница 96

Высадившись, Председатель с трудом поднялся на ноги, убедился, ощупав себя, что кости все-таки целы. Отметил, что наволочка с записями валяется неподалеку, благородно пролетев мимо Автора (что скажешь, увы, не о всех созданиях Разума Человеческого). А вот добротные солдатские бутсы, подаренные ему еще в Иране неким любителем поэзии и интендантом по совместительству, уехали в санпоезде, верно, в Москву (выполнив тем самым примечание Хартии, гласящее, что если у подданных нет ботинок, то у Председателя их быть не должно). Собрал и запихнул в наволочку разлетевшиеся было сокровища, закинул получившийся тюк за спину и, постанывая¸ зашлепал босиком в сторону мигавшего редкими огоньками в утренней полумгле города.

Возможно, дело было не совсем так. Однако, ради объективности следует сообщить все доступные нам версии северокавказского эпизода жития Председателя. А потому вернемся к первоначальному варианту добровольной высадки Председателя невдалеке от платформы станции Минводы, когда поезд уже достаточно замедлил ход.

Почему именно невдалеке? А потому что, во-первых, Председателю не терпелось покинуть наконец проклятый провонявший карболкой сердобольный санпоезд. Во-вторых, мечталось поскорее ступить на священную для поэта землю Северного Кавказа. В-третьих, Хартия рекомендовала уклоняться от пышных встреч с подданными, в том числе с контролерами, патрулями, таможенниками, поспешно требующими предъявления верительных грамот, пропусков, билетов и тому подобных документов, которые, учитывая необычную миссию Председателя, его характер, да и самый срез времени, бывают, как правило, липовыми, если только они имеются в наличии. На этот раз у Председателя никаких документов не было, если не считать подлинно неимоверной худобы, синего света в глазах под запущенными пшеничными патлами и малопонятных записей скверным рассыпчатым почерком на клочках бумаги в злополучной наволочке. Более того, согласно духу Хартии, Председатель не имел представления ни о своих правах, ни о своем избранничестве — только суть миссии, понятая как внутреннее побуждение.

Итак, никто не встречал его… Хотя, как знать. Платформа и пристанционные пути кишели народом: раненые красноармейцы, расторопные, несколько истеричные мешочники, замещавшие в то славное время нерасторопных и тоже истеричных снабженцев, просто бедные люди, бежавшие от голода из центральных губерний на богатый, по слухам, хлебно-арбузный юг, и те меняльщики последнего добра на какую-нибудь пищу, которые надеялись вернуться до холодов с мешком золотой во всех смыслах кукурузной муки, и цыгане, пасущиеся, подобно кочевым гортанным галочьим стаям, на ниве человеческой, и всякий проезжий плачевный и темный народец, которому жизнь только в дороге, и нельзя остановиться, передохнуть и опомниться, потому что окровавленный хвост судьбы слишком явно волочился за ним, оставляя мрачный отчетливый след. Разве все эти пестрые, загнанные, одержимые, страдающие люди не встречали теперь Председателя, сами того не ведая? Они рвались куда-то, горевали, надеялись. А судьбу их, неизбежный поход в будущее, которое давно — еще в начале мира — наступило уже, знал здесь он один. И потому он один был здесь «абсолютно спокоен» (по выражению его первого ученика, а стало быть, и первого сторонника-врага, которого он все-таки очень любил).