Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 90
Ирина Лазаревна Муравьева
— Ну хватит! — Козимо вскочил и в досаде швырнул вилку на пол. — Ишь, как увлеклась! Сама-то что думаешь делать?
— Бунтов я боюсь. Слышь, Андреич? Бунтов. Французских-то головорезов забыл? Забыл, как Марата зарезали в ванне?
— Да что мне Марат! Как народ усмирить?
— Процесс! — прошептала жена. — Лучший метод. У нас этих ведьм, как мышей, развелось. Вот их и… того… На костер. Всенародно. На площади. Ты приговор огласишь. Слезу уронить не забудь. Скажешь: «Сестры! Зачем душу отдали дьяволу? Сестры!» Мы церковь подымем в народных глазах, ну а в магазины подбросим колбаски… И можно сырку… Ничего, раскошелимся… Чем так рисковать. Я вон давеча шла и слышала, как две синьоры болтают. Одна говорит: «Будет переворот!» Другая: «А я даже не сомневаюсь! Страну до чего довели, вы смотрите! Ведь скоро на улицу выйти не сможем!»
Козимо встал в полный свой рост и, раскрывши объятия, словно орлиные крылья, притиснул к себе дорогую соратницу.
— Ты только смотри, Нина, не отравись! Не ешь сразу много, когда пищу пробуешь. Тут крошку лизни, там кусочек, а то… Ведь мне без тебя, сама знаешь…
И, всхлипнув, отер набежавшие слезы.
Рукописный источник красочно описывает наступившее вскоре после этого разговора воскресное утро:
«Усталая Флоренция, истерзанная ожесточенными спорами, расколами и постоянным недоеданием в среде трудового населения, крепко спала, закрывши ставни обнищавших своих жилищ. Люди помнили, что приближаются ноябрьские праздники, но вследствие почти полного исчезновения одних продуктов с полок магазинов и дикой дороговизны других, которыми спекулировали на рынке, мало кто собирался, как это бывало всегда в старину, потешить себя и родных угощением, а может быть, даже походом и в гости, как принято было, большою семьей: с золовками, тещей, зятьями и тестем. Людей теперь радовало даже то, что можно хотя бы спать, не просыпаясь, раз праздники: дни, стало быть, не рабочие, хотя время стало не только голодным, но очень к тому же холодным: леса под Флоренцией повырубали и продали все за валюту в Норвегию.
Однако же не удалось отоспаться. В пять часов утра, когда розоватым беспомощным блеском, похожим на тусклый румянец старухи, окрасились площади, раздался пугающий топот копыт, и вскоре какие-то дюжие глотки, приставивши рупоры к крепким губам, пошли выкликать столь ужасные вещи, что, полуживая, от сна вся отекшая, Флоренция сразу проснулась.
— Опасность грозит нам! Проснитесь! Упала и боле уже не подымется Родина! Богатые и неимущие! Дряхлые! Дитяти, подростки и среднего возраста! Пожрет нас огонь, посечет острый меч, сразит лихорадка, а жук колорадский погубит в полях урожай! Страшный голод, похуже чумы, низведет нас в могилы!