Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 72

Ирина Лазаревна Муравьева

«Нельзя утверждать, — писал этот философ, — что на психику большинства людей не оказывают своего воздействия такие факторы, как голод, болезни и страх. В связи с этим вспоминается мне один из самых великолепных на земле городов, вознесенный над холодною, серебристо-серого цвета рекою, в которой водится маленькая, неказистая рыбка, именуемая корюшкой, и вкуснее ее, особенно в жареном виде, нет ничего на свете. В ноябре не важно какого года, поскольку все лета, все тысячелетия подобны друг другу, великолепный город оказался в кольце врага и был отсечен от живого. И начался голод. И смерть наступила так, как наступает зима или вечер. Поскольку я сам не был там, то мне легче сослаться на тех, кто все видел воочию. „Я думаю, что подлинная жизнь — это голод, а остальное мираж. В голод люди показали себя, обнажились, освободились от всякой мишуры: одни оказались замечательные герои, другие — злодеи, мерзавцы, убийцы, людоеды. Середины не было. Все было настоящее. Разверзлись небеса, и в небесах был виден Бог. Его ясно видели хорошие люди. Совершались чудеса“, — вот так вспоминал близкий мне человек, с которым беседовал я незадолго до смерти его, но надеюсь всем сердцем, что буду еще очень часто беседовать, когда умру сам, и ужтамнам никто не станет мешать вспоминать обо всем, чтоздесь,где мы жили и умерли, было. И во времена, когда погибал этот великолепный город, и тогда, когда чума сотрясала Флоренцию, и когда ополовинилась от неурожая средневековая Германия, и в те времена, когда голодомор спрессовывал трупы в земле Украины, — всегда небеса разверзались, и люди с живою душою в них видели Бога. И Бог видел их».

Пьеро да Винчи — то ли именно из-за того, что ему выпало жить в зараженной чумою земле и чувствовать ежедневную опасность, то ли оттого, что не было рядом с ним высокого сердцем и чистого разумом человека, а были одни свистуны и гуляки, то ли оттого, что отец передал ему частицу своего развратного эгоизма, а может быть, и от всего вместе взятого — умудрился за полгода превратиться из романтического и пылкого юноши в жадного до денег дельца, который превыше всего ставил собственную выгоду и, в сущности, нисколько не боялся Бога. Никто не утверждает, что в нем полностью погасла любовь к Катерине или, вернее сказать, погасло то, что он принимал за любовь к ней, но соображения мелочные, сугубо практические и недостойные одолевали его со всех сторон, и, будь он каким-нибудь русским писателем, сравнил бы он сам себя с горсткою сахара, засиженной мухами столь густопсово, что цвет его белый почти не просвечивал.

Люди не любят себя плохими. Это уж только совсем вывернутый человек (скорее всего, что не в жизни, а в книжке какого-нибудь, скажем, хоть Достоевского) начнет упиваться своими пороками и так упивается самозабвенно, что даже читателям надоедает. В основном же люди с легкостью извиняют себя и, как щенки, отворачивающие мордочки, если тыкают их носом в только что наложенную, слегка еще дымящуюся кучку, отворачиваются от своих недостатков и любому плохому поступку находят приличное объяснение. Пьеро да Винчи немедленно вспомнил о законной жене Альбиере и о том, что неверность в браке заслуживает порицания.