Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 68

Глава 14

Пьеро да Винчи попался

Теперь возвращаюсь в селение Винчи, к оставленной там Катерине с младенцем. Несмотря на близость к Флоренции, селенье не знало чумы. И куры в своем обветшалом курятнике, и свиньи, задравшие лица к луне, и лошадь, жующая сено в конюшне, — короче, все слышали, что в богатейшей, роскошной Флоренции смерть так и косит несчастных людей, согрешивших, конечно, столь сильно, что их на корню уничтожить — единственное, что осталось.

Деревня готовилась спать. Отец бесшабашного Пьеро да Винчи стоял у окна и стучал по стеклу костяшками пальцев.

…Она не выходила у него из головы, эта светловолосая женщина, осемененная, так сказать, его собственным сыном и таким образом связанная с ним теперь родственными узами. Мозг его отказывался признать родственную связь, кровь при всякой мысли о ней бурлила так сильно, что иногда, особенно по ночам, ему приходилось вскакивать и бежать на двор, где специально для таких минут ждала его огромная, обитая серебром бочка с ледяной водой. Погрузившись по горло в эту ледяную воду, весь огненный и распаленный, синьор затихал. Теперь он стоял у окна, не зная, что делать: искать ли ее или плюнуть, забыть? Вот так вот и плюнуть! Он плюнул на каменный пол. Пятно сразу высохло, но пустотой — такой ледяной пустотой его охватило при взгляде на высохший сгусток слюны, на полное исчезновенье живого, горячего, им же исторгнутого, что он сразу плюнул еще раз и долго смотрел, как плевок его пенится, но не исчезает и не высыхает.

Собака залаяла, и в темноте возник старый грузный осел. На осле стояла корзина. Наверное, с фруктами. И вдруг он затрясся: она, Катерина. Вернулась! Владея собою, да Винчи пригладил кудрявые волосы. Он не побежал ей навстречу, но пальцы его захрустели сильнее, чем хворост в костре: он их стиснул до боли. Она шла к нему тихой, ровной походкой. Глаза ее ярко сияли. Они не сияли так ярко тогда, когда он застукал ее с полюбовником. Эх, стыдно сказать, с его же родным, непутевым, безмозглым, но жутко удачливым Пьеро! Тогда ее всю лихорадило, да. Ее колотило. Пшеничные, льнули и липли к вискам волнистые волосы. И тело вздымалось и перетекало, как тесто, тяжелое и золотое. Сейчас Катерина была так тиха, как тих над рекою туман, как трава, когда ее крепко побило дождем. И вдруг он все понял. Представьте себе! Мужлан и вояка, простой сельский барин вдруг понял такие дела, до которых не всякий философ дойдет, и не всякий поэт их учует, когда он спешит вослед своей музе, коварной пустышке.

А понял он вот что. Любовь есть душа. В глазах Катерины, к нему приближавшейся, сияла душа. Сама Катерина ступала неловко, одежда ее была мятой, несвежей. Но это сиянье, о Господи Боже! Ревнивая память ему подсказала, что, значит, и сына его вислоухого она не любила. Созревшая женщина сама идет в руки тому, кто окликнул. Она — как налившийся плод. Тот первый, который сорвет этот плод, тот съест все до косточки, слижет с ладони последнюю капельку сладкого сока. Да, сыну его повезло, лежебоке.

Да Винчи почувствовал боль в своей левой, заросшей волнистою шерстью груди: «Но мне-то как раз и хотелось вот этого! Чтобы ты любила меня! А не просто потели подмышки от совокупленья! Мне девок хватает, и баб мне хватает! Любви я хочу, старый хрыч, напоследок! Не зря Алигьери мне так ненавистен!»