Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 39
Ирина Лазаревна Муравьева
— А что мне с того? Я ведь и не скрываю.
— Мне нравится, что ты бесстрашна, упряма. Мне нравится, что ты красива лицом. И даже тот факт, что мой сын в утро свадьбы забыл, что он женится, встретив тебя, мне тоже понравился.
— Я не понимаю всех этих намеков, — сказала она, закусив край платка. — Скажите мне прямо, чего вы хотите.
— Чего я хочу? — Он покрылся испариной и, взяв ее за руку, вытер свой лоб. Она покраснела, но не удивилась. — Пока в тебе будущий внук мой, голубка, я даже под пыткой тебе не открою, чего я хочу.
И вздрогнул всем телом. Она тоже вздрогнула. Взглянула в лицо его, ставшее белым, как пена морская, и вмиг догадалась.
— Не будет вам этого.
— Ишь ты! Чего?
— А вот: ничего вам не будет, и хватит.
— Ты, может, подумала, что я хотел взять в дом тебя на положенье жены? Поскольку я вдов, и богат, и к тому же вполне одинок после смерти супруги? Да ты фантазерка, как я погляжу!
— А может быть, вы дали волю фантазиям?
— Умна. И речиста. А мне что с того? Мне женщин хватает. И девок хватает. — Он снова схватил ее руку. — Ты слышишь? Тут свадьбы по три, по четыре за месяц, и после венчания я их беру! Всех этих невинных овечек, дрожащих, как перышки птичьи, я всех их беру! На целую ночь, возвращаю наутро! А мужу подбрасываю то деньжонок, то белой муки, то горчичного масла! И всем хорошо, а мне лучше всего!
— Да неинтересны мне ваши дела, — сказала она и сверкнула глазами. — Горчичного масла мне тоже не нужно, на нем только в этой глуши и готовят!
— Ты мне обещала напечь пахлавы, — сказал он негромко. — Ведь ты обещала?
— Я вам напеку пахлавы. Но ведь мы-то не о пахлаве говорим. Или как?
Он с шумом раздвинул колени.
— Садись. Не бойся меня. Обещаю, не трону.
— Ваш внук, — пригрозила она. — Сами знаете. Дотронетесь, я не завидую вам.
— Садись. — Рот его пересох.
Она опустилась, расправила юбки.
— Тяжелая ты, — сказал он и уткнулся лицом в ее волосы. — Какая-то сила в тебе, Катерина, хотя ты вот вроде и нежная, сладкая…
— Ну хватит. — Она покраснела сильнее. — Я слово дала, что
— Сынка моего? А если он ночью в окно твое стукнет? Прогонишь его? Сторожей позовешь?
— Не знаю. И врать не хочу.
— А я знаю! — Он резко вскочил. Она тоже вскочила. — Я знаю, что впустишь, обманешь меня!
Она застонала, как раненый зверь.
— Когда меня продали в Константинополе, я дурой была, молодой, несмышленой. Не знала, на что все мы, люди, способны. На всякую подлость, на низость, на ложь… Теперь-то я знаю. Хлебнула как следует! Но только ничем меня не запугать. Рожу и уйду ото всех, не найдете…
— А чем кормить будешь?
— Нас Бог с ним прокормит. Земля велика…
— Ты будто монашка сейчас говоришь, — заметил он тихо. — А ты не монашка. Жила с моим сыном. И с меховщиком. А с кем ты еще, Катерина, жила?
— Типун на язык вам! Ни с кем не жила!
— Ну ладно. Пойду. — Он понурился, словно она победила его. — Уже поздно. Не бойся меня. Я сдержу свое слово. Но если замечу, что сын мой здесь крутится…
Она промолчала. Он за подбородок приподнял лицо ее.