Читать «Пещера Рыжего монаха» онлайн - страница 38
Герман Александрович Коробейников
Как долго Федя ждал этой минуты! Сколько раз он рисовал себе эту встречу, сколько мысленно говорил красноречивых слов! Но сейчас, хоть тресни, не знал, как подойти и с чего начать разговор. В памяти не вовремя всплыла фраза: «Кавалер, честь дамы зависит от вашей скромности». Чего-чего, а скромности было предостаточно. Вернее, это была робость, от которой цепенел язык и подгибались колени.
Федя уже решил было повернуть назад, но, на счастье, Асида увидела его. Она ойкнула и прикрыла лицо платком, а лукавые глаза с любопытством смотрели на него. Едва передвигая ноги, Федя подошел и сказал:
— Здравствуй. — Назвать ее по имени у него не хватило смелости.
— Здравствуй, — ответила Асида и приспустила платок. Какой счастливый случай посылала Феде судьба! Но в голову опять лезли какие-то дурацкие слова: «Как счастлив я, мадам, быть сегодня вашим кавалером!» или «О благоуханная роза хорассанских садов!».
Асида оказалась находчивей.
— Садись сюда, — она показала на место рядом.
Он сел, преглупо улыбаясь, по-прежнему не зная, с чего начать разговор. Асида снова пришла на выручку:
— Расскажи, какая Москва?
Федя понемногу приходил в себя. Что ж, на этот раз он был не прочь рассказать про столицу и живописал ее с таким видом, точно вернулся оттуда вчера. При этом он вдохновенно черпал подробности из воспоминаний о родном Смоленске — благо там тоже был кремль, а Москву-реку с успехом заменял Днепр.
Скоро Асиде стало известно, сколь замечательное под Москвой купанье, какое там изобилие рыбы, ягод и грибов.
Асида уже перестала закрываться платком, и Федя во время разговора все чаще поглядывал на ее лицо. Черты его не были совершенны, но кожа золотилась от загара, и румянец на щеках был цвета спелого персика. А когда глаза ее — черные, блестящие — встречались с глазами Феди, у него сладко замирало сердце. Он находил, что Асида просто красавица.
— Какой ты счастливый, — сказала она, когда Федя замолчал, — везде побывал. А я нигде не была, только один раз в Сухум-Кале.
— Ничего, Асида, — Федя решился наконец назвать ее по имени, — у тебя еще все впереди. Здесь тоже неплохо, — добавил он великодушно.
Она повела глазами.
— Хайт! Только горы и море, больше ничего.
— Вырастешь — везде побываешь.
— Я женщина: мое место в поле и у очага. А замуж выйдешь, куда поедешь…
— А ты не выходи, кто тебя заставляет.
— Придется, — промолвила она, трогательно вздохнув. — На моей люльке еще при рождении зарубки сделаны.
В предчувствии недоброго Федя спросил:
— Какие еще зарубки?
Со слов девочки он узнал, что существует так называемое люлечное обручение, когда родители дружественных семей уже при рождении сына и дочери устраивают помолвку и в память об этом делают на люльке зарубки, а в изголовье кладут пулю с зарядом пороха.
— Так что, видишь, я должна подчиниться воле покойного папы, — закончила Асида. Личико ее при этом было озабоченно-важное.
— Варварский обычай! — взорвался Федя.
— Ведь в то время еще не было Советской власти, — простодушно возразила Асида. Федя проглотил комок в горле. Он не заметил, как девочка кинула на него лукавый взгляд из-под длинных ресниц.