Читать «Пещера Рыжего монаха» онлайн - страница 117
Герман Александрович Коробейников
— Господи боже! Чего это ты? — оторопело спросил монах.
— Побоялся сказать, куда иду, — продолжал мальчик. — Я за медом на вашу пасеку шел. Когда осенью там был, меня пасечник медом угощал и снова звал — говорит, тоскливо ему одному…
— А почему сразу об этом не сказал? — спросил монах, подозрительно глядя в лицо мальчика.
— Пасечника не хотел выдавать: ему, небось, попадет от начальства, если узнают, что он медом чужих кормит. Так ведь он только угостит, а с собой не дает.
— Как пасечника зовут? — перебил монах.
— Варсонофий. Брат Варсонофий. (Господи, как только имя сумел запомнить!) Он мне рассказывал, как за пчелами ухаживает, как они роятся и что такое трутни… — Федя лихорадочно вспоминал подробности рассказа Василида. — У него там целая сотня ульев: одни, как домики сделаны, другие — просто из долбленых колод…
— Престранно: как это тебя мать среди ночи отпустила?
— Я потому и ушел спозаранку, чтобы не заметила. Засветло назад обернусь — она и знать ничего не будет. А если сегодня не приду — не миновать отцовской порки. Так уж вы не держите, отпустите на пасеку. А нельзя, так домой пойду.
Вся его речь по-прежнему сопровождалась всхлипываниями, и слезы эти, видно, больше, чем слова, послужили для монаха доказательством его искренности.
Отец Рафаил, казалось, уже решился. Он задержал мула. Остановился и весь караван.
— Погоди, — вдруг сказал он. — А кто твой родитель?
Федя на секунду смешался. Называть фамилию отца было опасно, наверняка монаху известен состав ревкома. И Федя сказал одну из немногих известных ему в городе фамилий — Кочкин. (Кочкин был служащим почтовой конторы и усердным прихожанином. Но были ли у него сыновья?).
— Это Матвея Федоровича сын? Что же раньше не сказал? Ну ладно, коли так, иди с богом. Отцу поклон передай, а я при встрече ему накажу, чтобы тебя построже держал.
— Передам, обязательно передам! — воскликнул Федя, ликуя в душе — благо хоть имя выдуманного отца узнал.
— Да на мед не очень-то налегай, а то крапивницу наживешь, — напутствовал его отец Рафаил.
— Ладно, дяденька монах.
Больше всего Феде хотелось бы сейчас бежать назад без оглядки. Но у него хватило выдержки пропустить мимо себя весь караван, а затем не спеша начать взбираться по тропе в сторону предполагаемой пасеки.
Караван продолжал свой путь по дну долины.
Федя остановился и помахал вслед. Он все еще находился в поле зрения монахов.
Наконец цепочка каравана втянулась в буковую рощу и скрылась с глаз. Появилась возможность сесть и отдышаться. Привалившись спиной к камню и с наслаждением вытянув ноги, Федя целиком отдался радостному чувству свободы.
Глубокая, не нарушаемая ничем тишина царила вокруг, даже шум реки не долетал сюда. Ни хижины, ни человека, он был один среди этого моря застывших волн — горных хребтов. В просвете между горами виднелся пройденный участок пути; сторожевые башни, столь грозные вблизи, пятнышками темнели над нитью дороги.
Усталость от подъема и бессонная ночь давали себя знать — Федя сидел разморенный, расслабленный. Ноги отдыхали в блаженной истоме; от камня, нагретого солнцем, исходила приятная теплота. Сами собой закрывались глаза.