Читать «Год Змея» онлайн - страница 219

Яна Лехчина

А Сармат? Слёзы брызнули из глаз: боги, лучше убейте её саму. Третий сын ей дороже остальных, и нутро Ингерды норовило разойтись по швам от такой бесконечной боли. Отчего же ты затеял это, Сармат, куда ты ввязался, тебе же не будет пощады… И прощения не будет, сколько бы ни каялся.

Разомлевший, Сармат дремал на подушках. Малика по-змеиному нависла над ним: его не разбудило ни её клокочущее дыхание, ни волосы, щекотавшие грудь. Ни скрип кровати – Малика неспешно поднялась, поддев ногой ворох сброшенных одежд. Княжна оправила рукава нательной рубахи, скатившиеся с округлых плеч; из-под платья, скинутого на пол, достала обернутый поясом кинжал – пришлось раздеваться осторожно, чтобы Сармат не заметил. Благо, свет в его чертоге был вязкий и чуть приглушённый, медово-золотой. В цвет янтарных стен с прожилками рдяного граната.

Малика приблизилась к Сармату во второй раз. Во сне у него было мягкое, почти юношеское лицо. И такое остро-красивое, что становилось больно: обожжённые ресницы и подпаленные брови, рыжие усы и короткая борода, больше напоминавшая хорошо отросшую щетину; кольцо в крыле носа, заметный выступ кадыка – ничего-то тебя не тревожит, Сармат-змей. Иначе бы не спал так спокойно. Знаешь ведь, что Матерь-гора запутает твоих жён, а драконьи слуги спрячут от них всё оружие – чтобы была мирной и эта ночь, и следующая, и множество ночей после.

Спи, Сармат-змей. На рассвете тебя не поднимут ни девичьи плачи, ни завывания ветра, ни тяжёлые шаги каменных воинов.

Во сне Хьялма казался молодым и беззащитным. Ингерда с трудом вспомнила, что он и не был стар – ему не исполнилось и тридцати, хотя волосы, закруглявшиеся у середины шеи, уже полностью поседели. На лбу, испещрённом морщинами, хмурились дымчато-серые брови – а ведь Хьялма родился темнокудрым, под стать отцу. Ингерда, не дыша, глядела на каждую отметину, которую её сыну оставило горе – складочки у век и губ, глубокие бороздки на щеках, проглядывающих сквозь недлинную треугольную бородку.

Княгиня оглянулась. В приоткрытое окно врывался ветер и шевелил ткани, свисающие с навеса над княжеской постелью – летели они, светло-голубые и сизые, в кромешной темноте, которую прорезал лишь свет больной луны. Свои шелка Ингерда осторожно сбросила с плеч – чтобы не мешали. И, неслышно переступая узкими ступнями, склонилась над сыном.

Боги, он же ещё так молод. Хотя казалось, что родился стариком – когда-то Ингерда думала, не подкинули ли ей подменыша? Не могло человеческое дитя смотреть так мудро и строго, как смотрел Хьялма. И это дитя только раз плакало ей в колени – в семь или восемь лет, когда начались первые приступы кровавого кашля. Больше – никогда. Позже, в юношестве, Хьялма возвращался из походов и первым делом спешивался с коня, чтобы поцеловать матери руки. Он привозил ей подарки и славу, но всегда смотрел так вежливо и холодно, будто не доверял женщине, которая ради любви к одному сыну могла предать остальных.