Читать «Нагрудный знак «OST». Плотина» онлайн - страница 201
Виталий Николаевич Сёмин
Ванюша потупливался. Слова Аркадия не вызывали у него того же чувства, что у меня.
Ванюша был, конечно, рисковей Аркадия, он был мне ближе, но вот какая вещь — мне нужен был дальний. Впервые я начинал понимать, какое соединяющее и разделяющее значение имеет не только то, как живешь, но и что о жизни думаешь. И еще думал, что мысли отделяются от человека. Человек может нравиться, а его мысли нет. И наоборот. Я не понимал, как это получается, но уже чувствовал, что с хлебом легче расстаться, чем с мыслью.
Аркадий не гордился своими знаниями. Когда разговаривал с Ванюшей или Николаем, казалось даже, что он досадует на то, что знает больше их. Будто это чем-то раздражает его. Знай он меньше, ему было бы интереснее разговаривать и спорить.
И я замечал, что он иногда уступал. И даже как-то возбуждался от этого. Будто самого себя убеждал, что не уступает, а делает так, как надо. Когда решили казнить старшего мастера, Аркадий сопротивлялся, а потом и руководство перешло к нему.
Однажды Петрович на заводском грузовике перевозил старшему мастеру кокс. Вернулся и сказал, что тот живет в большом бауэрском доме. Дом в двух-трех километрах от города. На машине — несколько минут.
— Откуда ты знаешь, что его дом? — спросил Аркадий. — Может, родственники живут или кто-то еще.
— Сам сказал. Похвастался. Я даже уточнил: далеко на фабрику ходить. А он свое: мускулы, здоровье, велосипед. Я спросил, а кто же пашет и сеет, кто за скотиной ходит. Говорит: «Фамилия».
Старшему мастеру так часто желала смерти, что все почувствовали: вот оно! Больше просто так не скажешь: «Чтоб ты сдох!»
Ванюша спросил:
— Туда и обратно одной дорогой ехали?
— Одной.
— Запоминал?
— Когда ехали обратно, старался. Я же не знал, что к нему домой едем, — сказал Петрович.
— Понятно. Из машины не очень-то дорогу запомнишь.
— Да, в общем, просто, — сказал Петрович.
— Из машины только крупное запоминается, — сказал Ванюша. — Пешком — все другое.
— А ночью? — спросил Петровича Аркадий.
— Если по шоссе, то и ночью. Да ведь по шоссе не пройдешь.
— А дом ночью узнаешь? — спросил Ванюша. — Они у бауэров похожие.
— Дом я запомнил.
— Приметный?
— Здоровый! Двухэтажный барак. В таком доме двадцать человек свободно могут жить. И коровник к дому пристроен. И сарай под уголь и кокс. Там не только дом — двор приметный.
— А с другой стороны выйти, узнал бы?
Петрович подумал.
— Засомневался бы. Въезжали и выезжали через ворота. Со стороны ворот и сориентировался бы.
— Все эти разговоры ни к чему, — вдруг твердо сказал Аркадий. И все будто даже с облегчением замолчали.
Но сто раз скажут: всё! Сто раз сам себе скажешь. А через какое-то время облегчения как ни бывало. Резоны, которые уравновешивали ненависть, не забываются, но полностью теряют силу. Новые резоны накапливаются и отбрасываются, а напряжение становится все сильней. И настоящее облегчение наступает, когда понимаешь, что с главной мыслью никакими соображениями не развязаться.