Читать «Семья мадам Тюссо» онлайн - страница 34
Вера Александровна Колочкова
— Ставь сюда, на тумбочку… Чего ты в пальцах ее держишь, блюдце не мог взять?
— Извини, мам.
— Да что извини. Ты с детства был такой — плохорукий. Как на тебя надеяться-то? А если отец окончательно сопьется? Что я буду делать, а?
— Все будет хорошо, мам. Ты полежишь, отдохнешь… Потом снова встанешь…
— Господи ты боже мой, Юлиан! Ты чем слушаешь, а? Или не слушаешь? Тебе ж русским языком объясняют: не встану я больше. Не встану. Ты можешь это понять? Почему я должна все время пробиваться через твою бестолковщину?
— Мам… Ну если я такой плохой и бестолковый… Чего ты от меня хочешь тогда? Что мне надо сделать, скажи? В чем заключается моя функция в данном обстоятельстве?
— Я не поняла… Это что? Ты мне еще и хамишь? Мне, абсолютно беззащитной в таком положении? Может, размахнешься и ударишь, чтобы я замолчала? Да, меня сейчас можно ударить. Со мной можно сделать все, что угодно. Давай, что же, начинай издеваться над матерью, этим все и кончится, я думаю…
Он почувствовал, как сильно заныло в правом подреберье, сглотнул горькую слюну. Больная печень дает о себе знать, с утра забыл таблетку выпить. Скорей бы уж отдать этот нелегкий сыновний долг и уйти отсюда. Пойти домой, лечь на диван, укрыться пледом… Сказать Ольге, что у него приступ. Она будет смотреть обеспокоенными глазами, потом пойдет на кухню — варить ему овсяный кисель. И пусть дома теща лежит за перегородкой — не так это страшно. Все лучше, чем здесь, в родном доме.
— Мам, я и не думал хамить. Наоборот, я хочу быть полезным. Извини, если обидел. Ты меня просто не поняла. Ну хочешь, я каждый день буду к тебе приезжать? Сразу после работы?
— Ну зачем же такие жертвы? Ты ведь заставлять себя будешь.
— Да не буду я себя заставлять, мам.
— А я знаю, что будешь. Больная мать никому не нужна и не интересна.
О господи, когда эта пытка кончится? Или это только начало? Пытка не кончится никогда?
— Я буду часто приезжать, как ты скажешь. Буду сидеть около тебя и читать книжки вслух. И рассказывать, как идут дела на работе.
— Ох, какой хороший сынок, — фыркнула мама, усмехнувшись. — А горшки тоже за мной выносить будешь?
— Горшки? Какие горшки?
— Обыкновенные!
— А… Нет, мам, это к Жанне, скорее. Она женщина, я мужчина. Ей как-то сподручнее. Да и тебе.
— Вот! В этом ты весь и есть, сынок! Пустышка и чистоплюй! Сидишь рядом со мной, а сам только и мечтаешь, как бы скорее удрать отсюда! Но вслух сказать боишься!
— Ты не права, мам. Что ты такое говоришь.
— Ой, все, хватит! Уйди с моих глаз. Видеть тебя не могу. Возьми пустую чашку, на кухню отнеси. Устала я…
На кухне он застал отца — тот откручивал торопливой дрожащей рукой пробку с водочной бутылки. Поднял голову, увидел сына и вздрогнул, и рука описала полукруг, сопровождающийся веером пахучих брызг на линолеуме.
— Осторожно, пап… И вообще, хватит на сегодня, остановись. Тебе плохо будет.
— Да я чуть-чуть, сынок… Будешь со мной?
— Ты же знаешь, я не пью.
— Ага, ага… Молодец. И не пей, и не надо. Это ж зараза такая… Как втянешься, не отвяжешься… Что мама? Не потеряла меня?