Читать «Тиберий» онлайн - страница 70

Зал затаился и тихо торжествовал. Криспин мало добавил к тому потоку брани и оскорблений в адрес Тиберия, какой изливался здесь в начале заседания, когда обсуждались произведения современных поэтов и настенных живописцев, но его красноречие придало площадной брани обличительную силу яркого художественного произведения. Тиберий сидел, потупившись, и сверлил глазами пол у ног лихого оратора. Его лицо с застывшим выражением тупого страдания постоянно меняло цвет, охватывая собою весь световой спектр. Оно краснело, желтело, зеленело, становилось сизым и снова краснело, а на душе было беспросветно черно. Сенаторы жадно шарили трусливыми взглядами по этому лицу, мерцающему, словно маяк в ночной буре, предвещающий беды и разрушения, и упивались страданиями тирана. Как они были благодарны оратору, наконец-то сумевшему пробить брешь в непроницаемой долгое время выдержке принцепса и унизить его под предлогом защиты! Столь недальновидными сделались римские аристократы, что, радуясь чужой беде, никто из них не подумал об опасностях, которыми грозит это красноречие им самим.

— Не довольствуясь словесным поношением наших лучших людей, Марцелл в своей разнузданности, вскормленной безнаказанностью, облек, так сказать, оскорбление в камень: он поставил собственную статую выше изваяний Цезарей, — продолжал Криспин. — А у одной скульптуры Августа отбил голову и заменил ее болванкой с лицом нашего почтенного Тиберия Цезаря.

Тут Тиберий встал во весь свой немалый рост и расправил плечи, ширина которых обычно скрадывалась манерой наклонять голову и слегка сутулиться.

— По этому делу я выскажусь официально, — глухим от переживаний голосом заявил он. — И, клянусь, испрошу мнение у всех. Никому не позволю отмолчаться.

Гнев Тиберия усугублялся тем, что Марцелл, как недавно выяснилось, был отъявленным негодяем и запятнал имя римского магистрата противозаконными поборами с населения провинции. В настоящее время он находился под судом за вымогательства.

Следом за принцепсом поднялся с места Гней Кальпурний Пизон и, с упреком глядя на Тиберия, спросил его:

— Когда же, Цезарь, ты намерен высказаться? Если первым, я буду знать, чему следовать; если последним, то опасаюсь, как бы помимо желания я не разошелся с тобою во мнении.

Тиберий смутился. Это был вежливый упрек ему в попытке использовать вес титула принцепса для давления на Курию в стремлении навязать свои взгляды всем остальным, упрек, тем более весомый что Пизон слыл порядочным, уважаемым человеком.

— Я выскажусь сейчас, — ответил Тиберий примиряющим тоном. — Я выскажусь, чтобы прервать поток этих бесплодных прений, отвлекающих нас от государственных дел и пробуждающих в нас дурные страсти, которые, каюсь, затронули и меня. Так вот, по моему мнению, будет великой честью зубоскальству и пустому бахвальству человека, запятнавшего себя пороком стяжательства, придавать видимость политического преступления. Слишком ничтожен обсуждаемый нами персонаж, чтобы усматривать в нем угрозу величию римского народа. Пусть с ним разбираются рекуператоры!