Читать «Тиберий» онлайн - страница 249

Юрий Иванович Тубольцев

Удовлетворенно отмечая результаты проведенной работы, Тиберий с грустным торжеством смотрел на береговую линию Кампании, где даже с такого расстояния угадывалась муравьиная суета жизни, и находил в себе новые страхи. То там, то здесь ему виделись уязвимые места его убежища. Он призывал Сеяна, и префект бросал отряды рабов и преторианцев на дополнительное укрепление природной цитадели.

В сказочно прекрасном пейзаже, открывавшемся с острова на Неаполитанский залив, называвшийся тогда Кратером, и прилегающие сады и виноградники плодороднейшей области Италии, глаза Тиберия радовала только пепельная верхушка Везувия. Этот "облысевший" во время давнего извержения "старик" одиноко возвышался над утонув-шими в зелени окрестностями и отчужденно взирал вдаль поверх многочисленных городков, пристроившихся у его подножия. Настырная зелень, побуждаемая людской активностью, карабкалась по склонам, норовя поглотить этого великана. Основание горы было покрыто виллами богачей, словно язвами, сеть виноградников оплела могучий торс. Однако Везувий сопротивлялся, и его гордая глава столетьями господствовала над ненадежной пышностью низин. Наверное, Тиберий еще сильнее проникся бы идеей о сходстве их судеб и характеров, если бы вдруг узнал, что через пятьдесят лет Везувий взорвется и изрыгнет огонь и лаву на людей, которые разучились понимать своих принцепсов.

Разделительная полоса воды и обрывистые берега острова успокаивали Тиберия. Ныне он чувствовал себя почти так же комфортно, как в германских лесах, когда его окружали верные легионеры, а по ту сторону лагерного вала находились враги. В Риме же все было перемешано в единую массу. Конкуренты метили в соратники, противники выдавали себя за друзей, родные строили козни под личиной любви, а плебс встречал ненавистью всякого, кто представал ему с открытым лицом, будучи приученным распознавать только ярко разрисованные актерские маски. Там господствовала ложь, которая извратила взаимосвязи между людьми и тем самым сделала их противниками самим себе. И вот теперь Тиберий физически отстранился от этого фальшивого мира, отделился от него морем, отгородился стенами неприступных скал. Здесь принцепса сопровождали только рабы и стража. Ему было одиноко, зато спокойно. Он испытывал чувство моральной чистоты и с наслаждением вдыхал влажный морской воздух. Однако по ночам его еще мучили кошмары, мерещились заговоры, чудились крадущиеся во тьме убийцы, подосланные помешанной на власти Агриппиной. Тогда он просыпался в холодном поту и тревожно озирал комнату. Начиная с раннего детства, и все годы изнурительно длинной жизни его преследовали скрытые опасности. От постоянного психического напряжения у него выработалась способность видеть в темноте. Едва очнувшись от сна, он мог точно сориентироваться в ночном мраке. Но такой чудесной способности хватало лишь на несколько мгновений, потом взор тонул во тьме, как у обычных людей.

И все-таки Тиберий постепенно оживал. Избавившись от тумаков оскорблений, уколов клеветы и пощечин сплетен, его душа начала выздоравливать. Первое время он вообще не выносил человеческого вида. Даже рабы старались не показываться ему на глаза. В положенный час они накрывали на стол, подавали одежду, мыли туалетную губку и ставили у входа крытые носилки, а сами тут же исчезали. Лишь после того, как принцепс садился в лектику и задергивал штору, носильщики выходили из укрытия и приступали к своим обязанностям. Но, оставаясь невидимыми, они все равно раздражали Тиберия, потому он чаще ходил пешком в отдалении от сопровождавших его преторианцев. Такое уединение среди скал и глубоких вод умиротворяющее действовало на его истерзанную психику. Благодаря строгой диете на общение, он вскоре уже мог терпеть молчаливое присутствие слуг, а потом начал понемногу разговаривать со своими греками.