Читать «Тиберий» онлайн - страница 228

После этого визита Тиберий окончательно уверился, что Агриппина — его враг по самой своей сути, по своей социальной природе. Даже не будь она столь властолюбивой, общественный статус заставил бы ее жаждать трона. К этому ее подстегивала и сама судьба. Ведь, размышляя о преемнике, Август больше симпатизировал Германику и лишь в угоду жене и исходя из общего состояния дел назначил наследником Тиберия, однако с условием, что он усыновит Германика. Почтенный возраст нового принцепса делал шансы мужа Агриппины на власть почти бесспорными, а любовь к нему народа и войска побуждала темпераментную женщину торопить события. И вдруг загадочная смерть Германика низвергла ее с самых высот в провал опалы, превратила в особу гонимую и униженную. Она с зубовным скрежетом должна была наблюдать восхождение Друза, Однако Фортуна вновь изменила полярность своих пристрастий и сделала сыновей Агриппины наследниками принцепса. Это был реванш за смерть Германика, сладкая месть ненавистному Тиберию! Но старик опять стал сопротивляться и с помощью своих клевретов взялся травить ее, уничтожать друзей, подруг и родственников. Разве при всем этом Агриппина могла быть лояльной к Тиберию?

Принцепс понимал, что творится в душе властной женщины. Но пока она в политике была представлена только юными сыновьями, он мог контролировать ситуацию. Если же она обретет мужа, тот сразу станет конкурентом престарелому правителю, не популярному в народе.

"Может быть, выдать ее за какого-нибудь пустомелю? — подумал Тиберий. — Нет, не выйдет. А если бы и вышло, она прибрала бы его к рукам и сделала бы исполнителем свой воли. При сегодняшней близорукости народ не заметит подмены и примет чучело за фигуру. Сильный ход придумала дочурка, ничего не скажешь! Я должен отказать, за что, конечно, в очередной раз буду проклят толпою".

Следующая битва моральной войны принцепса с Агриппиной разразилась на большом семейном обеде из числа тех, которые случались с определенной периодичностью в качестве отдания долга традициям римского коллективизма. Некогда совместные трапезы являлись выражением сплоченности граждан, но, после того как Рим стал своим антиподом, они иллюстрировали разобщенность людей. Неспроста немалая часть принцепсов и их конкурентов была отравлена именно на таких "дружеских" пиршествах.

Во дворце принцепса за столом возлежали близкие родственники, разделенные пропастью ненависти. По одну сторону от Тиберия расположилась Августа, а по другую — непримиримо возвышалась над подушками Агриппина, дальше петушками красовались Нерон с Друзом, возле Августы скромно пристроилась Антония, а рядом с нею разместилась надменная Ливилла, задиристо поглядывавшая на соседок. Особняком возлежал Клавдий, высокие персоны брезговали им. Кроме того, в трапезе участвовали несколько сенаторов консульского ранга и два чрезмерно богатых вольноотпущенника.

Многое на этом пиру было устроено так же, как у Цестия Галла. Здесь сверкала роскошь, кричало богатство, надменно позировало тщеславие, унижались слуги, пылью в глаза пускались целые состояния. Однако тут напрочь отсутствовал дух веселья и беззаботности. Это было царство коварства и злобы на маскараде лицемерия. Все следили друг за другом недобрым глазом, стараясь уличить соседей в неблаговидном поступке, жесте, услышать крамольное слово. То есть каждый стремился раскодировать другого, чтобы представить его окружающим в уродливой наготе своей сущности.