Читать «Тиберий» онлайн - страница 168

— Вы все утрируете! — возразил Луций Пизон, префект Рима. — Власть — это не только волк с оскаленной пастью, но еще жирная свинья, запеченная в яблоках, и соблазнительная козочка, такая, как, например, вот эта служаночка! — он за талию притянул к себе рабыню, принесшую блюдо с морскими моллюсками под едким соусом, и, вздернув ее ажурный подол, продемонстрировал собеседникам зовущие достопримечательности девичьей стати.

— Жест с наглядным пособием — новое слово в ораторском искусстве! — отметил Мессалин, возлежащий на центральном ложе, но на почтительном расстоянии от принцепса.

— Да, смазливая девчушка своими округлостями придала убедительности твоему высказыванию, Пизон, — согласился Корнелий Косс.

— Символично, — усмехнувшись, сказал Тиберий, — что после всего сделанного на государственном поприще сфера моих интересов сжалась до вашего "наглядного пособия" и опустилась ниже женского пупка.

Окружающие подобострастно захихикали.

— По этому поводу тост! — воскликнул, приподнявшись на локте с кубком в другой руке, Луций Пизон. — В женских низинах поэты обретают высокий творческий дух. Так пусть же и государственные мужи почерпнут в этом вечном источнике обновления вдохновение для создания нового законодательства!

— Замечательно! — крикнули все в один голос, за исключением принцепса, и опрокинули кубки, вкусив освежающий дар Фалернской долины.

— Даже новые законы не омолодят застаревшее государство, — с кислой претензией на шутку произнес Тиберий.

— Ты, Цезарь, забыл, за что мы пили? Будем искать спасения там же: устарели эти люди, родим других для твоих новых законов!

— Запросто! — подтвердили сразу несколько великовозрастных молодцов, готовых хоть сейчас заняться воспроизводством населения.

Тиберий подумал, что люди рождаются дважды: первый раз — женщиной, а второй — обществом, которое всех подводит под свой стандарт. Но оптимистичная наивность друзей все равно подняла ему настроение, и он повеселел.

Еще совсем недавно Тиберий жестко критиковал Цестия Галла в сенате за слишком развеселые пиры. По всему городу ходили легенды о его изысках в области обжорства и разврата, об эффектном симбиозе двух составляющих обывательского счастья. Принцепс счел своим долгом воззвать к уснувшей совести сенатора. Особенно его возмутило то, что на пирах у этого господина прислуживали длинноногие рабыни исключительно в наряде природной красоты. Он долго громил римским красноречием оголтелую чувственность Цестия, а теперь вдруг сам напросился к нему на пир и попросил, чтобы тот ни в чем не отклонялся от традиций своего застолья.

Первая фаза обеда близилась к завершению. На столе еще оставалось немало устриц, мидий, морских ежей, а горки грибов и овощного салата были лишь разворошены. Однако все это потеряло первоначальную эстетичную форму, приданную блюдам художественными стараниями повара, и напоминало многочисленное, но потрепанное войско после стремительной атаки летучих парфян. Естественно, такое хаотическое состояние стола оскорбляло изысканный вкус аристократической публики, да и острые приправы, которыми были сдобрены Нептуновы дары, горячили аппетит и звали гостей навстречу новым гастрономическим приключениям, поэтому хозяин велел перейти ко второму этапу обеденного распорядка.