Читать «Неруда» онлайн - страница 319

В этом сборнике запечатлены неизгладимые образы, например образ зимнего Берлина: «Внезапно вышли вслед за человеком / в туман студеный десять лошадей. / …А масть — от мела, янтаря, пожара… / …Давно забыл я зимний мрак Берлина. / Но не забыть мне света лошадей».

В «Книге сумасбродств» привольно разместились всевозможные темы, она полна неожиданностей, в ней звучат различные интонации, на которые накладываются еще и обертоны. Чувствуется и раздражение, проступают следы былых стычек. Неруда обрушивается на «друзей и врагов», которые ждали, что он переменится. «Но когда пытали меня угольями / моей тайной любви, / когда от любви и от жалости / я страдал наяву и во сне, / караван их тронулся в путь, / и ушли они все со своими верблюдами». Рана еще не затянулась. Ведь все объединились против него, чтобы проклясть его и назначить, какой смертью ему умереть. «И решили начать с языка».

Пятидесятилетний Неруда ничего и никого не забыл. Ни друзей, ни врагов. И конечно, он помнит самого заклятого из всех: «Прирожденный злодей, / неуемною злобой кипящий… / Написал бы ты новую книгу, / сокрушительных доводов кучу придумал / и покончил бы разом со мной».

Это книга утверждения и отрицания, «Contrasantiago» и «Contraciudad» — две стороны лица столицы, которую «мрачные конкистадоры… сложили из унылых кирпичей». Поэт не скрывает своей пристрастности, он оставляет документы эпохи на случай своей смерти. Он завершает книгу «Осенним завещанием». Казалось бы, Неруда думает только о вечности, но тут и там прорываются самые злободневные мысли и чувства. Он снова и снова грозит своим врагам. Это лишний раз доказывает, что его еще мучают раны, полученные в бою, разгоревшемся из-за его семейных дел. «Меня на куски раздирали / злобные хищные твари, / и казалось, вот-вот одолеют». Он отвечает и тем, кто спрашивал, «почему он пишет так темно?..», и тем «бездушным, кто твердил, что пишет он слишком просто». Совершенно очевидно, что Неруда — весь в настоящем и недавнем прошлом.

Поэт отвечает «некоторым доброжелателям», сам определяет себе кару, сам распоряжается своими радостями, он ненавидит ненависть. «Осеннее завещание» достигает кульминации, когда он изливает «восхищение любимой»: «Ты рыжая и острая на вкус, / ты белая, соленая, / как луковица в маринаде». Подобно Дон Кихоту, он завершает «Книгу сумасбродств» рассказом «о разных своих воплощениях, утверждая веру в поэзию».

Время от времени мы увлеченно обсуждали названия новых произведений. Как-то он сказал мне, что пишет стихотворения, в которых опять возвращается к «Одам». «Но я не хочу называть ее „Четвертой книгой од“», — сказал он. Как и прежние «Книги од», она была обо всем на свете, но много говорилось в ней и о путешествиях, об отъездах и возвращениях. «Ну, так и назови — „Плаванья и возвращения“».